глядите, какая жизнь кругом! Черт возьми, я иногда и сам не верю, неужели это мы за семь лет сделали!
Марина засмеялась, поглядывая на него с грустью больного, которого стараются ободрить.
— Женя права. Теперь я вижу…
— Женя всегда права, — бурно рассмеялся он и, вытирая слезы, выступившие от смеха, сказал:
— Ах, Женюрка! Она вам жаловалась, что я так увлечен работой, что прозевал даже свой медовый месяц? Да? Это и так и не так. Марина Николаевна, помните нашу жизнь в леспромхозе во время войны? Мы тогда много говорили о счастье, о праве на личное счастье.
— Да, говорили, — согласилась Марина.
— Есть у вас оно?
— Если вы спрашиваете о работе, то да, я счастлива. Работа у меня интересная.
Глядя на ее белый хрупкий профиль, Виталий Осипович подытожил:
— Понятно.
— Я где-то в каком-то пункте жизни глупо поступила.
«И спасибо великое тебе за это», — подумал Виталий Осипович, приняв ее замечание на свой счет. Марина была права. Стоило ей тогда захотеть, он бы женился на ней. И это был бы опрометчивый шаг. Тогда он этого не понимал и, только узнав Женю, уверился навсегда: счастье — это Женя.
Они неторопливо шли по проспекту, напоминая друг другу различные подробности пережитого. Марина была грустна, и ее настроение передавалось Виталию Осиповичу. В его начальственно бодрый тон начинали вкрадываться не свойственные ему блеклые тона печали. И он снова мысленно поблагодарил Марину за то, что она была нерешительна в то опасное время.
Это сентиментальное путешествие внезапно было нарушено одним вопросом Марины:
— Вы знаете такого: Обманова Петра Трофимовича?
Виталий Осипович, удивленный этим вопросом, посмотрел на свою спутницу:
— А вы как знаете?
— Его сын женат на Кате. Моей сестре. И я его совершенно не знаю, но мне необходимо увидеться с ним.
То, что сказала Марина, было неожиданно и, как показалось Корневу, нелепо. Но вместе с этим какая-то ирония заключалась в самом факте: Марина — родня Петра Обманова, самого темного из всех тех мужиков, которые населяли эти дремучие места в доисторический период.
Чего он хотел, чем жил, так никто и не мог понять. Крученый мужик, скользкий дед, только о нем и слышишь. Каждый раз при встрече он неизменно напоминал о своей просьбе: поспрашивать о Берзине. Виталий Осипович обещал и в самом деле спрашивал всех приезжих, с кем приходилось иметь дело. Никто о Берзине ничего не слыхал.
И у Марины он спросил:
— А вы такого не встречали: Берзина Павла Сергеевича?
Этот вопрос не удивил ее. Для нее Обманов и Берзин были связаны не только одним землячеством. Чем, она еще и сама не вполне знала. Какая-то неразрывная цепь сковывала этих людей.
Она, прямо глядя перед собой, равнодушно ответила:
— Встречала. Каждый день. Мы с ним работаем в одном издательстве, в одной комнате.
Она постаралась сообщить все это как можно равнодушнее, чтобы не выдать тоски, внезапно нахлынувшей на нее.
Ну да, она знает Берзина. Больше того, она знает, что он любит ее и что ей надоело одиночество. Она хочет, чтобы он сейчас был здесь рядом, чтобы он пошел к тому таинственному Обманову и со всей прямотой поговорил с ним, уладив все эти сложные мужские дела.
Понял ее Виталий Осипович или нет, только и он как-то притих и заботливо пообещал:
— Я узнаю, где сейчас Петр Трофимович, и тогда вы увидитесь.
«Ну, раскисла, дура», — подумала Марина и вдруг увидела Тараса.
Он бежал по улице навстречу Марине, прикрывая варежкой лицо и увертываясь от снежков, которые с замечательной ловкостью Лида бросала в него. Надрываясь от смеха и победно крича, она на ходу подхватывала снег и, в два приема обмяв его, ловко кидала в Тараса.
Тарас почти добежал до Виталия Осиповича, но в это время снежный ком влепился ему в шею. Издав торжествующий вопль, Лида кинулась к мужу.
Выгребая снег из-за воротника, Тарас повернулся к Лиде:
— Ну, теперь ты пропала!..
Но, увидав, что она смотрит куда-то мимо него, остановился и тоже оглянулся. Марина успела заметить возбужденно счастливое выражение его лица. Она видела, что он не сразу понял, что состоялась встреча, которой он скорей всего не хотел и, может быть, боялся так же, как и она не хотела и боялась этой встречи.
Все еще улыбаясь, он снял шапку и несколько раз ударил ею о колено, стряхивая снег.
К нему сейчас же подбежала Лида и ловко начала сбивать снег с его пальто. Потом, отряхнув пестрые свои рукавички, взяла мужа под руку и степенно повела его навстречу Марине и Корневу. В серых глазах ее все еще сверкали искорки недавнего возбуждения, и уголки румяных губ вздрагивали от смеха.
— Разыгралась молодежь, — улыбнулся Виталий Осипович, пожимая горячую Лидину руку.
— Ох, и не говорите, — легко дыша горячими клубочками пара, ответила Лида. — Как маленькие.
Марина подумала так же, как и все думали, что они оба — молодые, сильные, статные — стоят друг друга.
И она вдруг почувствовала, что завидует Лиде и ее здоровью, и заливистому откровенному смеху, и круглому подбородку — признаку силы, и румяному лицу в нежной рамке белого пухового платка. Но больше всего она завидовала уверенности, с которой Лида держалась. Подавая руку Марине, она прямо посмотрела в ее глаза, как бы вызывая на честные и откровенные отношения.
Тарас медленно, окая больше, чем обычно, спросил:
— В леспромхозе еще не побывали?
Марина ответила, что не была и не собирается.
Тарас согласился с ней:
— Нечего там делать. Из всех знакомых один Петров остался. Помните, гаражом заведовал?
Марина ответила, что она все помнит. Тарас неодобрительно заметил:
— Ну, все помнить головы не хватит. Да и не к чему.
Тогда заговорила Лида:
— Ну, вот что, пойдемте все к нам. Нет, Виталий Осипович, и вы. Тарас, ты что же? Приглашай.
Она подхватила под руку Виталия Осиповича, но он стоял на месте и доказывал, что у него сейчас совершенно нет времени, что его ждут в одном месте.
— Силой уведу, — предупредила Лида.
Он ответил:
— Ну это вряд ли!
И крепко расставил ноги на снегу. Но тут же почувствовал, как Лида, продолжая смеяться, сдернула его с места. Он сказал «Ого!» и послушно пошел. У нее чуть только порозовело лицо.
— Вот вам и ого. Моя мама в войну на Каме грузчиком работала. Я — в нее. Так что здесь победа обеспечена.
Оставшись с Тарасом, Марина подумала: «Если я не пойду, он меня так же, как она Виталия Осиповича…» Но тут же с печальной улыбкой вспомнила, что даже в лучшую пору их любви она не позволяла Тарасу и подумать об этом. Может быть, напрасно? Очень может быть.
И сейчас она услыхала, как он, стоя где-то в сторонке, почтительно говорил:
— Прошу, Марина Николаевна.
Подняв свое красивое лицо, она двинулась вперед. Тарас догнал ее и молча пошел рядом. Он проговорил:
