— Что, все сразу? — нахмурился Цезарь.
— Да, — уныло сказал ростовщик, — у тебя самые большие в городе долги, почти двадцать пять миллионов денариев.
— Они не верят представителю рода Юлиев? — высокомерно спросил Цезарь.
— Верят, но могут наложить запрет на твое имущество, если ты не вернешь хотя бы часть долга.
— Но почему? Почему такое нетерпение? Я ведь просил немного подождать. Через два месяца, по завершении претуры, я должен получить провинцию.
— Именно поэтому, — пожал плечами Помпоний, — ты уедешь, а долги твои останутся. Еще неизвестно, какая провинция достанется тебе по жребию.
Согласно существующим римским законам, консулы и преторы по окончании исполнения своих обязанностей в Риме имели право на получение провинции в качестве проконсулов и преторов.
— Значит, вы не хотите даже отпускать меня, — изумился Цезарь, — воистину ваш бог Меркурий более велик, чем Юпитер. Алчность и жадность наших римских ростовщиков, кажется, не знает пределов.
— Ты напрасно обижаешься, — мягко ответил Помпоний, — я просто хотел, чтобы ты знал. Тебе нужен будет поручитель, иначе ты не сможешь уехать из Рима. Ты тратил огромные деньги на свое избрание и на бесконечные раздачи хлеба римлянам.
Цезарь все понял. Оптиматов раздражала его популярность в Риме, его авторитет среди римского плебса. А его победы на выборах верховного понтифика и претора Рима окончательно укрепили их в желании остановить его любой ценой. Они смогли найти единственную возможность — его долги. Если он не поедет в свою провинцию, если не сможет вернуться оттуда богатым человеком, оплатить консульские выборы и победить, его карьера закончится здесь, в Риме. Для победы на консульских выборах ему нужны будут огромные деньги. А ведь через два года он уже сможет выставлять свою кандидатуру.[139]
— Что я должен делать? — прямо спросил он у Аттика Помпония.
— Вернуть часть долга, — повторил ростовщик.
— Или… — требовательно произнес Цезарь, — я ведь знаю ваши условия.
— Да, — кивнул Аттик Помпоний. — Помпей вернулся в Рим. Вы не должны его поддерживать. Ни ты, ни Красс.
— А если я его поддержу, вы не выпустите меня из Рима.
— Ты умный человек, Цезарь, — вздохнул Аттик Помпоний, — и знаешь, что во имя блага государства…
— Не надо, — махнул рукой Цезарь, — я все понимаю.
— Кроме того, — осторожно добавил Аттик, — Помпей вряд ли захочет быть твоим союзником после развода с Муцией.
— Я все понял, — усмехнулся Цезарь.
— Что ты решил?
— Выплачу часть долга. Или найду поручителей.
— Да хранит тебя Юпитер, — зло бросил на прощание Аттик Помпоний, — хотя, я думаю, ты не веришь в него.
— А ты, — спросил Цезарь, — ты веришь?
Аттик уже выходил со двора, но этот вопрос заставил его споткнуться.
— Рим держится на вере людей в богов и уважении к устоям государства и его добродетелям, — назидательно сказал ростовщик.
— Государство держится на гражданах Рима, которые уже давно не верят ни римским богам, ни в нашу добродетель, — ответил Цезарь.
— Прощай, — Аттик быстро вышел, словно опасаясь новых слов верховного жреца.
После ухода ростовщика Цезарь долго сидел, задумавшись, пока солнце не скрылось за горизонтом.
В доме уже горели светильники, когда он прошел в свой триклиний. Там его ждала Помпея. Распустив волосы, в небольшой тунике-интиме, она развалилась на ложе.
— Наконец ушел этот противный Помпоний, — капризным голосом встретила она мужа, — римляне справедливо называют его шпионом сената. Что он хотел от тебя? — спросила Помпея.
— Просто говорил о деньгах, — коротко ответил Цезарь. Он никогда не посвящал супругу в свои дела.
— О чем еще может говорить ростовщик, — фыркнула Помпея, — но ты говорил с ним о предстоящем празднестве?
— О каком празднестве? — не сразу вспомнил Цезарь.
— О, Минерва, богиня мудрости, он уже все забыл, — испугалась жена.
— Да, конечно, мы с ним говорили, — сразу вспомнил Цезарь, — он даже обещал помочь. Сколько нужно денег, я дам, но прошу тебя, чтобы после праздника в нашем доме более никогда не появлялась Домициана, — тихо проговорил он, усаживаясь на ложе.
— Ты ведь верховный жрец Рима, — Помпея глядела на Цезаря с изумлением.
Ему начала надоедать очевидная глупость жены.
— Я прошу, — коротко сказал он. — Кстати, все говорят, что в мое отсутствие здесь часто бывает Клодия со своим братом. Это правда?
— Да, — замерла Помпея, — их тоже не впускать? — жалобным голосом спросила она.
Цезарь рассмеялся. Он был слишком уверен в себе, чтобы подозревать жену.
— Если тебе интересно, можешь приглашать их. Но Клодия такое развращенное существо, что от общения с ней краснеют даже куртизанки и вольноотпущенницы Лукулла.
— Но она придет на праздник, — попыталась отстоять свои позиции супруга.
— Разумеется, и только на одну ночь. Я начинаю подозревать, что в эту ночь в моем доме соберутся все женщины Рима.
— Веста — покровительница домашнего очага — будет с нами, — восторженно сказала Помпея, — это так почетно.
— Лучше бы этот выбор пал на другой дом, — проворчал Цезарь, — слишком много ненужной суеты.
Он дотронулся до руки жены, и та замерла в счастливом ожидании, как всегда, когда ее касался Цезарь.
— Ты самый лучший из мужчин, — прошептала она ему страстно.
Через несколько мгновений, уже ничего не помня, она была во власти всепоглощающей страсти. А Цезарь прокручивал в памяти разговор с Помпонием и напряженно размышлял над создавшейся ситуацией. Ему не мешало даже тяжелое дыхание Помпеи и ее чуть приглушенные, сдавленные стоны. Рассудок Гая Юлия Цезаря существовал сам по себе, словно не связанный с его телом, тесно сплетенным объятиями жены.
Глава XXXVI
Делающие идолов все ничтожны, и вожделеннейшие их не приносят никакой пользы, и они сами себе свидетели в том.
Они не видят и не разумеют, и потому будут посрамлены.
— Нужно очень долго жить в Риме, чтобы понять изменения, происшедшие в нашем городе, — услышал Цезарь громкую речь одного из плебеев, сидевших недалеко от него за столом.
В этот вечер он зашел в таверну Пинария скорее по старой привычке, предпочитая проводить время
