– Разумеется. Я так и знала, что она вполне достойная.
– Именно.
Имоджин пожала плечами, обескураженная его холодным тоном.
– Послушай, дорогой, – потянула она его за руку, – давай не будем обсуждать родственников. Коль скоро ты не желаешь оставаться у Вэнсов, я могу подвезти тебя до дома. До своего, как ты понимаешь. – Ее тонкие брови поднялись в безмолвном вопросе.
Эдвард колебался. Он знал, что такое короткое путешествие должно закончиться в постели любовницы. И это его беспокоило: ему больше не хотелось туда. С другой стороны, он может сослаться на неотложные дела и просто прокатиться с Имоджин, а заодно и попытаться объяснить ей свою позицию. В конце концов, этот разговор рано или поздно должен состояться.
– Я собираюсь к себе домой. Но если предложение подвезти меня остается в силе, я приму его.
– Конечно, оно еще в силе, дорогой! – с облегчением воскликнула Имоджин. Похоже, она приняла происходящее за игру, в которой ее роль была уговаривать графа, а его роль – сопротивляться и сомневаться.
Они вышли из залитого ярким светом особняка. Эдвард помог Имоджин подняться в экипаж. Она сразу порхнула на свое сиденье и задернула на окнах шторки, скрывшие их от любопытных глаз. Граф видел ее настойчивый взгляд, нетерпеливые жесты, и почему-то ему стало неприятно. Как раз в этот момент Имоджин потянулась к нему и поцеловала. Поцелуй был опытным, умелым, и Эдвард не стал останавливать ее. Он хотел – нет, он надеялся, – что этот поцелуй заставит его тело откликнуться так же яростно, как робкие, неуверенные поцелуи Флоренс. Но ничего не произошло, он не чувствовал ничего, кроме холодного любопытства и разочарования. Нежные, испуганные ласки Флоренс ощущались острее, правильнее, чем настойчивые прикосновения любовницы.
Он отстранился.
– Нам надо поговорить.
– Эдвард, – сказала Имоджин высоким, неприятным голосом, – мне совсем не нравится то, как это звучит.
Эдвард взял ее руку в свою и постарался вложить в свои слова как можно больше нежности, которой совсем не чувствовал:
– Ты знаешь, что нравишься мне. Ты одна из самых красивых и достойных женщин света. Я благодарен тебе за время, что ты подарила мне.
– Эдвард, – Имоджин высвободила руку и откинулась на сиденье, – мне нужна не твоя благодарность. Мне нужен ты. Зачем ты мне это говоришь? Разве нам было плохо вместе? Страсть, которая разгорается между нами от каждого прикосновения, – это нечто особенное.
Эдвард неотрывно смотрел на ее изящные руки, лежащие на коленях. Пальцы теребили ткань. Значит, Имоджин ранит мысль о возможном разрыве. И все же он должен закончить то, что начал, иначе рискует завязнуть в этих отношениях, боясь обидеть ее. Придется быть жестоким, даже если она его возненавидит.
– Наши отношения никогда не были для меня чем-то особенным. Прости, – сказал Эдвард негромко.
Она потрясла головой, словно не в силах поверить тому, что слышит.
– Моя тетя была права. Она предупреждала меня, что все Грейстоу – бессердечные ублюдки! – выкрикнула Имоджин ему в лицо. – Я знала, что ты расчетливый делец, но не знала, что настолько бездушный! Или... или здесь замешана женщина? – Она даже наклонилась вперед, словно силясь прочитать ответ на лице Эдварда. – Надеюсь, ты не попал в сети к Миллисент Парминстер? Этой двуличной стерве! Да я выдеру ее рыжие лохмы!
– Дело не в женщине, – спокойно прервал ее граф. Он все еще раздумывал по поводу того, кто такая тетка Имоджин и где они могли встречаться. – Я просто устал от этого. В наших отношениях есть нечто недостойное.
Он пожалел о своих словах в тот же момент, как произнес их, но было уже поздно. Видит Бог, он не хотел говорить этого! Имоджин беззвучно пошевелила губами, словно пробуя последнее слово на вкус. Когда она заговорила, в ее голосе клокотало такое бешенство, что граф отшатнулся.
– Ах вот как? Так ты боишься запятнать себя! – фыркнула Имоджин ему в лицо. – За чей же счет ты решил очиститься? Уж не за счет ли своей юной кузины, невинной, как цветок лилии? Девчонка, положившая глаз на твоего брата! Она достаточно чиста для тебя, Эдвард? Достаточно чиста, чтобы помочь тебе отмыться от меня?
– Нет никакой женщины, – устало сказал граф. Значит, Имоджин оказалась проницательнее, чем он думал.
– Дьявол и преисподняя! Всесильный и независимый Эдвард Бербрук запал на деревенскую мышку, уготованную его брату! – И она засмеялась неприятным колючим смехом.
Эдвард схватил ее за локоть.
– Если ты решишь поделиться своей догадкой хоть с одной душой, ты сильно пожалеешь об этом! – Он знал, что никогда не сможет поступить так жестоко, не сможет разрушить ее репутацию, но надеялся изо всех сил, что Имоджин поверит его угрозе.
– О нет, – нехорошо улыбнулась та. – Ты сам попал впросак, увязнув больше, чем я. Одна мысль о том, что ты оказался в столь незавидном положении, проливается бальзамом на мою рану. Я даже не стану мстить. Ты жалок и недостоин моей мести. Мне остается только надеяться, что ты еще пожалеешь о том, как жестоко поступил со мной. – Несмотря на злой тон, последняя фраза вышла горькой. И, словно осознав это, Имоджин ехидно добавила: – Желаю тебе провести всю оставшуюся жизнь, мечтая о женщине, заполучить которую ты не в силах!
Высказав это пожелание, она велела извозчику остановить экипаж, чтобы высадить графа прямо на обочине дороги. Они были в нескольких милях от дома Эдварда, но он не возразил. Неблизкий путь он решил пройти пешком.
После разговора с Имоджин Эдварду было не по себе. Видит Бог, он не знал, что разрыв так сильно
