экстравагантнее и непозволительнее для носимого им звания.
«Префекта претория Юлиана, одетого в тогу, Коммод в присутствии всех его подчиненных столкнул в пруд. Ему он приказал и плясать голым, с измазанным лицом перед своими наложницами, и бить в кимвалы... В храмы богов он входил, запятнанный развратом и человеческой кровью. Он изображал из себя врача, чтобы смертоносными ланцетами выпускать кровь у людей» (Лампридий).
Новое увлечение Коммода и стало причиной последней его ссоры с Марцией. Император возомнил себя величайшим гладиатором и, как сообщает Геродиан, «дошел... до такого безумия, что не хотел больше жить в императорском жилище, но пожелал переселиться в казарму гладиаторов. Себя он повелел называть уже не Гераклом, но именем одного знаменитого, незадолго до этого скончавшегося гладиатора. Отрубив голову величайшей колоссальной статуи, почитаемой римлянами, представляющей собой изображение Солнца, он поместил там свою голову, подписав... „победивший тысячу гладиаторов“».
Тем временем приближался очень значимый общеиталийский праздник. Вся страна к нему тщательно готовилась, а «Коммод пожелал выйти не из императорского дворца, как это принято, а из казармы гладиаторов, и предстать перед римлянами не в красиво окаймленной императорской порфире, а неся сам оружие в сопровождении остальных гладиаторов» (Геродиан). Марция была в ужасе от намерения любовника: она «сначала упрашивала и, припав к его ногам, умоляла со слезами не оскорблять Римскую державу и не подвергать себя опасности, отдавшись гладиаторам и пропащим людям». Коммод был непреклонен. Далее его безуспешно пытались отговорить от опрометчивого поступка префект претория Лет и главный спальник Эклект.
Результат дружных уговоров был более чем неожиданным.
Исторические источники рассказывают, как развивались события дальше. Раздосадованный Коммод прогнал советчиков, не понявших великого гладиатора, и удалился в спальню (обычно в полдень он спал). Перед сном император, не надеясь на свою память, записал, кого следует казнить в ближайшее время. «Из них первой была Марция, – указывает Геродиан, – за ней следовали Лет и Эклект, а за ними большое количество первых людей в сенате. Старших и еще остававшихся отцовских друзей он хотел всех устранить, стыдясь иметь почтенных свидетелей своих безобразных дел, а имуществом богатых он желал облагодетельствовать воинов и гладиаторов и разделить его между ними, чтобы одни охраняли его, а другие развлекали».
Так приблизился конец Марции. Впрочем, она и так удивительно долго держалась в фаворитках, учитывая то, что Коммод предпочитал общаться с мужчинами, в том числе, и в постели. Вступив в должность императора и назначив себе триумф, Коммод, как рассказывает Лампридий, «посадил в колесницу позади себя своего любовника Саотера и, поворачивая голову, часто целовал его на виду у всех».
Повествование Лампридия похоже на обвинительное заключение.
«Коммод безумствовал во дворце на пирах и в банях вместе с тремястами наложницами, которых он набрал из матрон и блудниц по признаку красоты, а также с тремястами взрослыми развратниками, которых он собрал из простого народа и из знати, насильно и за деньги, причем дело решала их красота.
‹...›
У него были любимцы, именами которых служили названия срамных частей мужского и женского тела; им он особенно охотно раздавал свои поцелуи. Он держал у себя одного человека, у которого был необыкновенных размеров мужской орган; этого человека он называл своим ослом и очень дорожил им. Коммод сделал его богатым и поставил во главе жрецов сельского Геркулеса».
Вот на кого имела влияние Марция целых 10 лет!
Итак, мы оставили Коммода спящим в его спальне. Геродиан расскажет нам о том, что было дальше.
На свою беду, записку, являвшуюся смертным приговором для самых близких людей, Коммод бросил прямо на кровать. В комнате был еще «ребеночек, совсем маленький, – из тех, какие ходят без одежды, украшенные золотом и драгоценными камнями (ими забавляются живущие в роскоши римляне). Коммод чрезвычайно любил его – так, что даже часто спал с ним; назывался он Филокоммодом – и это прозвание указывало на любовь к нему государя».
Когда Коммод на некоторое время покинул комнату, ребенок взял лежащую на кровати записку, чтобы поиграть с нею, и тоже покинул покои. «По воле какого-то божества он встретился с Марцией. Она (также любившая ребеночка), обняв и целуя его, отнимает записку, боясь, как бы он, неразумный, по неведению не уничтожил, играя, что-нибудь нужное. Узнав руку Коммода, она была охвачена любопытством прочитать написанное». Обнаружив, что оно несет смерть и что ей предстоит умереть прежде всех, Марция испустила стон и сказала про себя: «Прекрасно, Коммод, – это благодарность за мою преданность и любовь и за твою наглость и пьянство, которые я терпела столько лет; но ты, пьяный, не совершишь это безнаказанно над трезвой женщиной».
Не медля ни мгновения, Марция находит префекта претория Квинта Лета и главного спальника Эклекта, чьи имена значились в записке вторыми.
Надо сказать, что их профессии были одними из самых опасных в Риме. Так как император становился все подозрительнее и «вел себя все хуже и хуже», то префектов и спальников сменяли через несколько дней или даже часов. Префект претория Нигер находился в должности только шесть часов. Марций Кварт был префектом пять дней. Увольнение обычно означало смертную казнь, и даже назначение на должность было равнозначно смертному приговору. Так что люди, следовавшие в списке за Марцией, догадывались, какой их ожидает конец, но на этот раз незаурядная вольноотпущенница подсказала путь к общему спасению.
Мужественная женщина взялась выполнить самую опасную часть работы. Коммода было решено отправить в небытие с помощью яда: «Марция обещала очень легко дать его – ведь она обыкновенно замешивала и подавала первое питье, чтобы ему приятнее было пить от любимой. Когда он пришел после купания, она, налив в чашу яду, замешав благовонным вином, дает ему пить. Испытывая жажду после долгого купания и упражнений со зверями, он и выпил, как обычную заздравную чашу, ничего не замечая».
Однако не так-то легко было убить отличавшегося огромной силой и отменным здоровьем императора- гладиатора. Вначале яд подействовал как снотворное. Коммод часто ложился спать днем, и это ни у кого не вызвало подозрений; в том числе и у самого Коммода – подумавшего, что ко сну его стало клонить от переутомления и вина.
Сообщники тем временем разогнали всю дворцовую прислугу по домам – якобы чтобы создать тишину, необходимую для отдыха императора.
Сон был недолгим.
«Когда яд дошел до желудка и брюшной полости, наступило головокружение, и затем появилась обильная рвота – потому ли, что имевшаяся ранее пища вместе с большим количеством напитков вытеснила яд, или из-за предварительного принятия противоядия, которое обычно всякий раз принимают государи перед пищей.
Из-за обильной рвоты они испугались, как бы Коммод, извергнув весь яд, не протрезвился, и им всем не пришлось погибнуть, и убеждают некоего юношу по имени Нарцисс, крепкого и цветущего, войти к Коммоду и задушить его, пообещав дать великие награды. Ворвавшись, он, схватив за горло ослабевшего от яда и опьянения Коммода, убивает его».
Заговоров против Коммода было множество (к этому располагало его поведение), и самые известные из них были организованы женщинами. Глупость Кодрата помешала Луцилле уничтожить чудовище на троне в самом начале его правления. Марция же лично проследила, чтобы свершилось то, что задумано.
Сколь Марк Аврелий был любим римлянами, столь же его сын, Коммод, был всеми ненавидим. Сенат и народ даже потребовали, чтобы труп его волокли крюком и бросили в Тибр. Потому участникам заговора, до поры до времени, убийство высшего лица государства сошло с рук. Срочно был избран новый император – престарелый Гельвий Пертинакс, сын вольноотпущенника.
Во время правления Пертинакса Марция продолжала пользоваться уважением и властным влиянием. По свидетельству Капитолина, консул Фалькон сказал ее ставленнику: «Каким ты будешь императором – мы заключаем из того, что позади тебя мы видим Лета и Марцию, слуг Коммода в его преступлениях».
