ей не очень-то улыбается вояжировать вокруг Европы, но ты обязан настоять.
— Еще что я обязан?
— Еще ты обязан понять, что круг замкнулся. Ты и твои товарищи — знаешь, о ком идет речь, — нами полностью расшифрованы, я с этим надо считаться.
— Так уж я расшифрованы?
— Каким-то образом вам удалось обойти рогатки спецкарантина, и вы решили, что можно разыгрывать эту партию дальше. Нет, Дэвид.
— Позиция в этой партии такова, что на месте администрации вашего Управления я согласился бы на ничью.
— Ничейного результата не будет.
— Как знать…
— Не будет, Дэвид. Просто потому, что этого не может быть по всем параметрам современной жизни. В прошлом веке подобный фокус тебе, вероятно, удался бы. Но теперь общественно-политическая тактика иная.
— Многозначительная фраза.
— Но ведь по меньшей мере наивно рассчитывать, что общество равнодушно пройдет мимо такого экстравагантного факта, каким представляется ваша четверка.
— Четверка? — переспросил Нортон.
— Да. Золтан Симич погиб, а Меф Аганн для нас пока под вопросом…
— Как давно погиб Симич?
— Около шестидесяти часов назад.
— Тело найти удалось?
— Нет.
— Плохо… — пробормотал Нортон.
— Почему? — спросил Фрэнк с любопытством.
— Если бы в вашем распоряжении оказалось мертвое тело, может быть, вы оставили бы в покое живых.
— Не думаю…
— В этой ситуации меня как-то мало интересует, что думаешь ты, — заметил Нортон рассеянно. — Уж лучше придерживайся официальных рамок своей миссии. Кстати, в чем она состоит конкретно?
— Я должен предложить тебе войти с нами в контакт немедленно и на добровольных началах.
— И это все?
— Администрация считает, пока достаточно.
— Пока… Ты думаешь, такая миссия может иметь хоть какой-то шанс на успех?
— Ты уже дал мне понять, как мало интересует тебя то, о чем думаю я. Моя задача: информировать тебя о нашем открытии и сделать соответствующее предложение. Свой отрезок пути я прошел.
— Ну, положим, я согласился на добровольный контакт. Что за этим последует?
— Очевидно, здесь возможен только оптимальный вариант: тобой займется наука.
— Но ведь я не какой-нибудь механизм, чтобы меня можно было запросто разобрать на мелкие части, обследовать до молекул и собрать обратно.
— Вряд ли это будет выглядеть настолько драматически. Существуют методы иного… — Фрэнк не договорил. Подумал: «Здесь логика на его стороне…»
— Я вижу, ты в затруднении? — сказал Нортон. — Не потому ли, что администрация вашего Управления внимательно изучила акты медикологической экспертизы и ничего примечательного в них не нашла? Н-да… В итоге ни ты, ни твоя администрация не вправе предвосхищать благополучные выходы из моего положения, а тем более выдавать мне успокоительные авансы.
— Тем самым, Дэвид, ты заводишь беседу в тупик. Но именно тебе предстоят из него выбираться.
— Конечно. Ведь именно надо мной нависла угроза быть разобранным на молекулы… Я намерен сделать вам контрпредложение — Нортон посмотрел куда-то мимо собеседника. — Предлагаю джентльменский договор. Вы не досаждаете мне при жизни, а я завещаю вам свое бренное тело. Вот тогда я копайтесь в нем как хотите и чем хотите… Завещаю вместе с дневником наблюдений, в котором обязуюсь отразить все особенности своего… гм… странного бытия.
Помолчали. Нортон спокойно спросил:
— Ты не слишком разочарован?
— Дело не во мне, — ответил Фрэнк. — Я подумал о разочаровании, которое постигнет тебя.
— Когда мое предложение будет отвергнуто? Ты за меня не волнуйся.
— Я за тебя не волнуюсь.
— За Сильвию?
— Кроме Сильвии, есть планета Земля…
— Для планеты я неопасен.
— Готов поверить. Но ты почему-то не хочешь этого доказать.
— Право что-либо доказывать предоставлено вам. В конце концов это ваша служебная обязанность.
— Здесь надо добавить: и человеческий долг. Именно в этом плане я был намерен говорить с тобой. Как личность с личностью.
— Такая дискуссия заведет нас в тупик. Ситуация, в которой оказались мы с тобой и распорядительные органы твоего Управления, выходит за рамки ныне существующей морали. Это нас удручает, но не должно удивлять. Предусматривать такого рода ситуации разуму человека было пока несвойственно.
— Верно, — согласился Фрэнк — Однако разуму человека также несвойственна и бездеятельность в любых ситуациях.
Нортон угрюмо взглянул на него. Процедил:
— Во всяком случае, на вашу бездеятельность мне рассчитывать не приходятся.
— Вот поэтому твое контрпредложение не имеет практической ценности. И если каждый из вашей феноменальной четверки изберет для себя ту же позицию… Что получится, Дэвид?
— За каждого из четверки я не ручаюсь. Контрпредложение я сделал только от своего имени.
— Одного себя пытаешься противопоставить всему человечеству? Надеешься выстоять в этой борьбе?
— Я предлагаю мир, а ты говоришь о борьбе… Кстати, само человечество не готово к этой, с позволения сказать, борьбе.
— Даже так?… А на чем основан этот твой, с позволения сказать, оптимизм?
— Для борьбы нужен повод. Общество не может бороться со мной без всякого повода. Я полноправный член общества, уважаю его законы и обоснованно считаю, что законы должны меня, полноправного, защищать. Я выражаюсь достаточно ясно?
«Полноправного… — подумал Фрэнк. — Вот в чем тут соль!..»
— Твое юридическое полноправие ни у кого не вызывает сомнений, — ответил он. — Но вот биологическое…
— О юридическом праве я знаю, — перебил Нортон, — а вот о биологическом впервые слышу. Я рожден на Земле и от земных отца и матери. Так что катитесь вы от меня со своими сомнениями…
— А если вдруг выяснится, что твоя природная сущность не адекватна биологической сущности человека? Допустим. И что тогда?…
— Тогда мне ничего другого не останется, как предъявить обществу свои претензии по самому большому счету! — подхватил Нортон. — Ведь это оно послало меня за пределы родной планеты. Ведь это для его благополучия мне приходилось трудиться во Внеземелье, рискуя собственной головой. Вдобавок ваше Управление как общественный институт не сумело обеспечить мне космическую безопасность. Так кто же будет в конце концов виноват, если обнаружится моя биологическая неадекватность?!
— Никто, естественно. Однако все мы будем виноваты, если не сумеем оградить людей от угрозы изменения природной сущности человека.
