там было не так много. То ли дело «гусинка».
Там, на Гусинобродском шоссе, рядом со знаменитой Барахолкой, крупнейшим вещевым рынком по эту сторону Урала, было и несколько продуктовых рынков, где на пространстве размером с пять-шесть футбольных полей стояли ряды контейнеров, трейлеров, навесов, палаток и павильонов, с которых полуторамиллионный город мог бы кормиться неделю.
Были времена, когда эта «гусинка» была единственным приносящим живые деньги предприятием города. На заре девяностых турецкие куртки и золотые цепочки стали настоящим спасением для умиравших с голоду младших научных сотрудников, переквалифицировавшихся в «челноки». Потом ситуация изменилась, в НИИ стали выплачивать зарплату, заработала промышленность, пошёл в гору бизнес; рынок менялся внешне, но своих позиций не сдавал.
Самыми верными его покупателями оставались пенсионеры и малообеспеченные, а также жители окрестных сёл. Первые приходили на своих двоих, последние приезжали на громыхающих реликтах советской эпохи, чтоб купить по дешёвке какую-нибудь хозяйственную мелочь. Даже экономический взлёт начала двухтысячных не сильно подорвал его позиции, хотя базары поменьше уже дышали на ладан, проигрывая конкуренцию огромным бастионам капитализма из стекла и бетона. Но выросшие рядом торговые центры почти не отразились на его работе. Большинство, не желая терпеть толкотню и не без основания опасаясь карманников, ходило в супермаркеты с эскалаторами, видеокамерами наблюдения и автоматическими дверями. Те, кто победнее, продолжали покупать у пёстрых разноязыких обитателей торговых рядов, благо цены там были пониже, да и возможность поторговаться оставалась. Качество же товаров было сравнимым, тем более что в супермаркетах давно изобрели свои, технологичные методы обвеса, обсчёта и втюхивания лежалого товара. Подкравшийся незаметно кризис и вовсе подарил блошиным рынкам второе рождение.
Где ещё было искать еду, если не там? Склады и продуктовые базы сгорели. Те, что далеко от города — разграблены или захвачены шайками грабителей, которые вряд ли поделятся по-братски. А на рынке площадью сорок гектаров наверняка что-нибудь нетронутое да отыщется. Как говорится, «без базара».
Дорога туда в объезд выжженных кварталов руин — ещё полбеды. Проблема была в другом: как не заблудиться в этом лабиринте контейнеров и павильонов?
Майор был уверен, что для цивилизованной части рынка, представлявшей собой современный торговый терминал, карта существовала. Чего нельзя было сказать о стихийно выросших в последние несколько лет рядах, которые и были самым перспективным местом для поиска. Как узнать, в каком из них ненужная дребедень вроде дисков, электроники, солнечных очков и токсичных китайских игрушек, а в каком — бесценные продукты?
Даже если схема и существовала, где её искать? В отделе торговли при администрации? В комитете по землеустройству? Так те точно в эпицентре располагались.
Где подробный план, безусловно, был, так это в администрации рынка. Но туда они соваться не хотели, чтобы не нарваться на конкурентов. Вряд ли такой объект никем не занят.
Но даже если он занят, то никто не сможет контролировать все подъезды и выезды. Действовать надо было быстро, не тратить время на поиски нужных рядов.
Сам Демьянов бывал на базаре не единожды, но давненько — четыре года назад, в тот период своей жизни, о котором он очень не любил вспоминать. Тогда, потеряв и семью, и работу, он наивно полагал, что хуже быть не может, думал, что опустился на самое дно. За это время многое там могло измениться, а уж расположение торговых рядов — почти наверняка. Значит, требовался проводник.
Майор ломал голову над этим вопросом, когда решение само пришло к нему в руки.
Разговор был закончен, и Сергей вышел в коридор, оставив слегка повеселевшего коменданта одного. Но майор знал, что на того скоро снова нападёт меланхолия, и он тут же ухватит очередную бутылку горячительного, на дне которой спрятано забвение.
Демьянов направился к себе, но по пути в свой необжитый и неуютный «кабинет» решил забежать в здравпункт, чтобы узнать у Михаила Петровича Вернера о состоянии людей, недавно поступивших с лучевой болезнью. Самого главврача не было на месте, зато уже на пороге майор столкнулся с Марией Чернышёвой, направлявшейся куда-то.
— Сергей Борисович, а ведь вы кофе просили.
Только через пару секунд мучительных размышлений майор вспомнил, что утром в здравпункте обмолвился при ней, что у него закончился кофе.
— Да, Машенька. Не поверишь, за неделю банку прикончил, а времени пополнить не было.
— У меня есть хороший.
Ему вдруг стало немного стыдно. Что же получается?! Он, взрослый мужчина, клянчит у девчонки кофе! Хотя, глупости. После того как деньги потеряли ценность, личное имущество тоже значило немного. Похоже, они возвращались во времена коллективной собственности. Главным, как в первобытные времена, стал вклад человека в общее дело, за который он и получал свою долю. Кстати, глава палеолитической общины не отнимал у своих подопечных еду. Они сами делились с ним потому, что он был лучшим охотником и воином.
Такая теория и льстила ему, хотя он не был вполне уверен в её достоверности.
В здравпункте немного прибрались, явно не без Машиного участия. Коробки с медицинским оборудованием, которое они принесли из рейдов на поверхность, теперь были аккуратно расставлены вдоль стены. Демьянов тогда думал, что от него будет прок, и в первые дни отправил поисковые группы во все ближайшие больницы. Впрочем, доктор Вернер вскоре охладил его пыл, сказав, что большая часть принесённого никогда не будет работать в условиях убежища — не хватит энергии, площадей, стерильности. Так оно и стояло нераспакованным.
Девушка исчезла в смежной комнатушке и начала рыться в самой верхней коробке, но через минуту вернулась с написанным на лице разочарованием.
— Вот ведь, — развела руками она. — Оказывается, всё разобрали. Совсем закрутилась с этими делами. Но у меня ещё одна оставалась, дома.
— Дома? — до майора сперва не дошло, что она имеет в виду. — Так ты что, туда…
Чернышёва замолчала, её взгляд сразу посерьёзнел.
— Да нет, я имела в виду не тот… — произнесла она после тягостной паузы. — Там-то я, естественно, не была.
«Какой же я идиот. Сразу мог бы понять, что она говорила не своём прежнем доме, который стал кучей камней»
— Растворимый? — спросил Демьянов первое, что пришло на ум, чтобы как-то снять напряжение.
— В зернах.
— Это ещё лучше.
— Да пойдёмте ко мне, я вам прямо сейчас дам.
В другой обстановке эта фраза была бы двусмысленной, но не теперь. Майор даже не улыбнулся.
— Ведите. Кстати, я у тебя до сих пор ни разу не был.
— Не так уж много потеряли. Бардак у нас, да и неуютно. Конечно, мы там появляемся пару раз в день, забежим на минутку — и снова сюда. Времени не хватает капитально. А тем, кто отдыхает после дежурства, не до ремонта.
Они прошли по главному коридору до поворота к первой секции. Маша щёлкнула выключателем, осветив небольшой отрезок коридора. Чтобы не тратить понапрасну энергию, бо?льшую часть времени их держали погружёнными в темноту. Пройдя, полагалось выключить свет за собой. За несоблюдение этого правила лишали дневного пайка.
Но идти оказалось недалеко. Они остановились у ближайшей угловой комнаты. Здесь, насколько Демьянов знал, проживали врачи. Если другие комнаты, как правило, были либо мужскими, либо женскими, то здесь деления не было. Не до приличий, когда убежище, рассчитанное на три тысячи человек, принимает пять. А весь медперсонал удобнее было собрать здесь, чем распределять по разным комнатам.
Они остановились перед тяжёлой железной дверью; Маша достала из кармана ключ и открыла.
