руки и неестественно выставив ногу в тяжёлом ботинке. Бурый след тянулся за ним по асфальту на добрых десять метров.
«Живот прострелили, — с непривычным равнодушием предположил Данилов, машинально оценивая обмундирование. — Кровью истёк». Саша хорошо помнил, что у всех бойцов местного отряда самообороны, охранявших склад, были автоматы. Большую часть оружия, скорее всего, забрали в качестве трофея налётчики, но кое-что могли и оставить. Осторожно, стараясь не касаться руками заскорузлой одежды, Данилов проверил пояс убитого на наличие кобуры, но её там не оказалось. Плохо. Значит, либо ничего нет, либо надо проверить как следует. Придётся мараться.
Пачкаясь в вязкой крови, пропитавшей куртку на вате, и кривя рот от отвращения, Данилов, наконец, вытащил пистолет. Как он и думал, это оказался обычный «Макаров», что не могло его не радовать. Ведь только эта конструкция была ему знакома. Он выщелкнул обойму, пересчитал патроны, пощёлкал для порядка предохранителем.
Уже давно, по мере того как мир входил в крутое пике, Александр начал подумывать над проблемой безопасности, поэтому был несказанно рад своей находке. Естественно, он понимал, что даже теперь из него не ахти какой боец. Тут надо сразу растить все точки над «ё». Простой соображалки ему хватило, чтобы понять, что пистолет, равно как и нож — это оружие не для войны, а для выполнения узкого ряда задач. Например, отбиться от такого же олуха или напасть на него из засады в тёмной подворотне, чего он, конечно же, никогда не сделает. Или застрелиться, если дела пойдут совсем плохо.
Александр хотел уже было уходить, когда в глаза ему бросились ноги трупа, обутые в тяжёлые зимние ботинки с высоким берцем. И тут же, как по команде, напомнила о себе промозглая стылость в ботинках собственных, осенних и сверх меры поношенных. Конечно, они были его собственными только де- факто, а не де-юре. Он позаимствовал их на небогатой даче, оставленной хозяевами, оставив взамен у порога свои летние туфли, которые пошли пузырями от горячего пепла и расплавленного асфальта дорог.
Тогда он думал, что этого будет достаточно, теперь по зрелому размышлению, жалел, что не взял пылившиеся рядом валенки, на которые раньше не позарился бы даже самый пропитый бомж. Сашины ступни окоченели ничуть не меньше, чем у этого служивого, земля ему пухом. Они мёрзли с самого утра, но после часа, проведённого на улице почти без движения, холод казался невыносимым. Метеоусловия тоже не вызывали оптимизма. «День знаний» выдался уже не по-осеннему, а по-зимнему холодным. Календарный сентябрь явно готовился соответствовать температурному декабрю, а не ноябрю. Пришла зима, отворяйте ворота?.
Опыт выживания в экстремальных условиях, книжный и свой, выстраданный — упрямая штука. Именно он подсказывал парню, что хорошая обувь даже важнее, чем хорошая одежда. Если в плохой куртке ещё можно добрести до ближайшего жилья, то в дырявых ботах рискуешь не пройти по такой холодрыге и километра, не простыв. А ему сейчас только соплей не хватало для полного счастья. Саша хорошо помнил, что лучевая болезнь может угнетать иммунитет не хуже СПИДа. Ещё один фактор ослабления сопротивляемости организма мог свести его в могилу.
Ну уж нет, ни за что!
Парень поморщился, оттёр руки снегом и несколько раз вытер платком, который затем выбросил в ближайшую урну. Он не будет обирать трупы, тем более разувать. Даже если в противном случае рискует отморозить ноги.
Александр покинул место бойни и двинулся прочь. Прежде чем выйти на открытое пространство, он осторожно выглянул из-за угла. Улица была пустынной, почти как в зоне отчуждения. В воздухе висел запах гари и чего-то едкого, возможно, пороха.
Данилов вздрогнул и чуть не прострелил себе ногу, когда в переулке рядом с магазином кто-то заорал. Учтём на будущее, что пистолет надо носить на предохранителе и не взведённым. А то тоже мне, ковбой выискался, с такими-то нервами. Внезапно глухо ухнуло ружьё. Ему ответило сразу пара автоматов. Матерный ор сменился захлебывающимся воплем и хлопаньем пистолетных выстрелов. Сердце грозилось пробить грудную клетку, но паники не было. Адреналин шёл куда надо, придавал ногам резвость, а глазам — зоркость. Да, неподалёку завершился чей-то жизненный путь. Трагически, так сказать, оборвался. Близко, ой как близко… И чем дольше он будет стоять как монумент Ильича, тем больше вероятность его судьбу повторить.
Где-то далеко на пределе слышимости то и дело раздавалось дробное стаккато пулемётного огня. Надо же, он уже научился это различать. За углом послышался топот десятка ног. Чума на оба ваши дома, дайте уйти по-хорошему! Приближавшиеся люди явно не совершали вечерний променад, и последние сомнения — не проверить ли перед уходом разгромленный склад? — как ветром сдуло. Жизнь дороже.
Александр выключил фонарик и убрал его в карман. В нём не было надобности. Его глаза притерпелись к темноте. Над посёлком поднимался дым, но не костров, а пожаров. Горело трёхэтажное здание комендатуры, бывший ОВД. Горело здание администрации, смердя ядовитым зловонием пластика. Несколько соседних жилых домов тоже занимались, но вяло и медленно. Зато весело полыхали несколько автомобилей, причём не заметно было никаких попыток их потушить.
Пригибаясь как можно ниже к земле, стараясь держаться тёмных закоулков и идти по стеночке, Данилов кратчайшим путём достиг лесопосадок на окраине посёлка. Там он перевёл дух, отряхнулся, ещё раз проверил все свои вещи и тронулся в путь. В школе он не оставил ничего, так что можно было выбираться из лагеря подобру-поздорову. Там, где не будет людей, у него появятся шансы прожить немного дольше.
Глава 5. Сволочи
Данилов всё шёл, и перед его глазами грязный снег дороги превращался в серую бездонную пропасть. Ноги переставали ощущать прикосновение к твёрдой земле, и Саше начинало чудиться, что он парит на невообразимой высоте над мглистым провалом. «In the middle of nowhere» — так определял своё местонахождение Александр.
Нормальной подробной карты он так и не нашёл, а атлас областных автодорог не всегда мог ему помочь. В этом тоненьком буклете на отрезке между Прокудским и Толмачево не было отмечено вообще ничего, а ему уже раз пять попадались на пути островки гибнущей цивилизации. Это были даже не деревни, а дачные посёлки разной величины.
Парень старался держаться от них подальше, а те, в которых обнаруживались признаки присутствия людей, обходил на максимальном расстоянии. Таким признаком мог быть тщательно расчищенный проезд или ровный постоянный свет, которого никогда не даёт пожар. И это не говоря уже о голосах и рокоте моторов. Свободу манёвра сковывала только сама магистраль, которую он избрал путеводной нитью. Транссиб был единственным стабильным ориентиром в погружающемся в хаос мире, без которого Данилов давно бы уже сгинул. Каждый раз, удаляясь от него даже на пятьдесят метров, он чувствовал себя не в своей тарелке и с тревогой думал о том, что рано или поздно их пути разойдутся.
Железная дорога обладала одним преимуществом — шанс встретить на ней человека за пределами населённых пунктов стремился к нулю. Поэтому она идеально подходила для дальних путешествий. Хотя вряд ли, думал Александр, на свете нашёлся бы второй идиот, которому не сиделось на месте в такие дни.
Он шёл, а его мысль как заключённый, запертый в тюремном дворе, снова и снова пускалась кружиться по проторённой колее. Он вспоминал свою жизнь, восстанавливал её по фрагментам, словно готовясь записать для потомков. Могло показаться, что над всем Сашиным недолгим существованием тяготел необъяснимый рок. Точно проклятый от рождения, он в одиночку нёс бремя Кассандры, знание страшной истины, которую нельзя открыть никому.
Посреди людского моря Саша был так далёк от всех, как если бы был не человеком, а только его подобием, кибернетическим организмом или пришельцем из другой галактики. Он вроде бы делал всё так же, как и другие, нормальные люди. Он разговаривал, спал, пил и ел, ездил на работу и смотрел телевизор, но временами ему казалось, что он лишь подражает действиям настоящих людей, а сам живёт чем-то иным,
