Отец отодвинулся, пропуская её. Джесс подождал, не скажет ли он ещё чего-нибудь, не дождался и вышел.
Там, дома, Элли говорила, что пойдёт, если мать разрешит ей надеть прозрачную блузку, а Бренда соглашалась хотя бы на новую юбку. В конце концов все, кроме отца и Джесса, что-то получили. Им это было всё равно, однако Джесс решил извлечь из ситуации пользу.
— Раз у меня ничего нет, можно Лесли пойдёт с нами в церковь?
— Эта девица? — он так и видел, как ищет мать предлога отказать ему. — Она одета Бог знает как!
— Ма-ам! — возопил он, капризно, как Элли. — Да у неё куча платьев, просто куча!
Мать закусила губу, как Джойс Энн, лицо её совсем осунулось, и она еле слышно проговорила:
— Я не хочу, чтобы перед моей семьёй задирали нос.
Он чуть не обнял её, как обнимал Мэй Белл, когда та нуждалась в утешении.
— Ничего она не задирает! — сказал он. — Ну, честное слово!
Мать вздохнула.
— Что ж, если она прилично оденется...
Лесли оделась прилично. Она пригладила волосы, надела синий джемпер и блузку в старомодный цветочек. Гольфы были красные, но туфли — кожаные, блестящие, Джесс никогда их не видел, потому что она, как и все здешние дети, ходила в кроссовках. Даже держалась она чинно, не смеялась, не шутила, отвечала матери 'Да, мэм' и 'Нет, мэм', словно поняла, как та боится унижения. Джесс знал, что ей нелегко, ведь она в жизни не сказала 'Мэм'.
Бренда и Элли, напротив, расфуфырились, как попугаи. Они настояли на том, чтобы ехать впереди, что было нелегко при брендином объёме. Джесс, Лесли и младшие девочки с удовольствием полезли в кузов и сидели на каких-то мешках.
Солнце не сияло, но и дождя наконец не было, так что они весело пели 'О, Господи, что за утро!', 'Прекрасны луга' и 'Пой песню, пой!', которые разучили с мисс Эдмундс, а для Джойс Энн — 'Бим-бом, бим- бим-бом!' Ветер далеко разносил голоса, мелодии обретали таинственность, и Джессу казалось, что ему подвластны убегающие назад холмы. Доехали до церкви быстро, Джойс Энн даже расплакалась, потому что они только начали песню про Санта-Клауса, которую она любила почти так же, как 'Бим-бим-бом'. Джессу удалось её развеселить, и когда они вылезли из кузова у задней калитки, все четверо снова раскраснелись и очень радовались.
Они немного опоздали. Старшим девочкам это было на руку, они понимали, что, пробираясь к первым рядам, будут вызывать немалую зависть. ('Нет, какие же они противные!') Мать ещё смущалась из-за Лесли. Джесс пригнулся и юркнул на скамью вслед за какими-то женщинами, прямо перед отцом.
В церкви было как всегда. Джесс легко мог отключиться, как отключался в школе, когда вставал и садился вместе со всеми, не то чтобы думая о другом, скорее — вообще не думая, а где-то витая, но чувствуя себя свободным.
Раза два он заметил, что стоит, а вокруг громко, нестройно поют. Краем сознания он слушал, что поёт и Лесли, но не совсем понял, ей-то зачем стараться.
У обоих проповедников были обычные их голоса — зудит-зудит, прямо укачивает, и вдруг ка-ак крикнет! Джесс всякий раз подскакивал, а потом минуты две приходил в себя. Слов он не слушал, а красные распаренные лица казались неуместными в солидном святилище. Проповедники напоминали Бренду, когда она дуется на Джойс, которая берёт её помаду.
Старшие сестры никак не уходили из первых рядов. Джесс и Лесли увели вперёд маленьких и сели подождать.
— Я так рада, что пришла, — сказала Лесли.
Он недоверчиво к ней обернулся.
— Нет, правда! Лучше кино.
— Ты шутишь?
— Что ты!
Она и впрямь не шутила, судя по лицу:
— Про Иисуса как интересно!
— Это почему?
— Они его хотят убить, а Он им ничего не сделал, — она немного смутилась. — Такая прекрасная история... как про Линкольна, или Сократа... или про Аслана.
— Она не прекрасная, — вмешалась Мэй Белл. — Она ужасная. Гвозди в руки вбили, это ж подумать!
— Мэй Белл права, — сказал Джесс, спускаясь в самую глубь своей души. — Иисус умер, потому что мы очень грешные.
— Ты думаешь, это правда?
Он был поражён.
— Лесли, так в Библии написано!
Она посмотрела на него, словно хотела поспорить, но передумала.
— Очень странно, правда? — она покачала головой. — Тебе надо в это верить, и тебе это не нравится. Мне не надо, и мне это кажется прекрасным. — Она опять покачала головой. — Да, странно.
Мэй Белл уставилась на Лесли, как на странного зверя.
— В Библию надо верить, — сообщила она.
— Почему?
Вопрос был искренний, Лесли не смеялась.
— А потому, — отвечала Мэй Белл, буквально вылупив глаза. — Если ты не веришь, Бог тебя загонит в ад.
— Где она такое слышала? — спросила Лесли, словно обвиняла в чём-то Джесса. От голоса её и слов ему стало стыдно и жарко. Он опустил глаза и принялся теребить джутовые волокна мешка.
— Правильно, да? — визгливо сказала Мэй Белл. — Загонит, если в Библию не веришь?
Джесс отбросил волосы и пробормотал:
— Да уж...
— Не верю, — сказала Лесли. — Ты, наверное, и Библии не читал.
— Не всю, но читал, — ответил он, всё ещё теребя мешок. — У нас, можно сказать, других книг и нет.
Он посмотрел на Лесли и несмело улыбнулся.
Улыбнулась и она.
— Ладно. Я всё равно не думаю, что Бог загоняет в ад.
Они улыбались друг другу, не обращая внимания на испуганный голосок.
— Лесли! — не отставала Мэй Белл. — А если ты умрёшь? Что тогда будет?
Глава девятая
Злые чары
В понедельник дождь заладил всерьёз, словно стихии сговорились уничтожить самые короткие каникулы. Джесс и Лесли сидели, скрестив ноги, на приступочке старого дома и смотрели, как проезжий грузовик поднимает фонтаны грязи.
— Он и пятидесяти пяти миль не делает, — пробурчал Джесс.
Вдруг что-то вылетело из окошка. Лесли вскочила и заорала вслед машине:
— Мусор выбросил!
Джесс тоже поднялся.
— Чего ты хочешь?
— Попасть в Теравифию, вот чего, — сказала она, печально глядя на дождь.
