Не сказал, потому что не ждал этого. Потому что этого не могло, не должно было быть. Не имело права быть. Но так было. И Захаров был уверен, что если бы он отдал им и такой приказ, они ответили бы, как те:
Джулио, Чеслав… Больно, до чего же больно!
Аршакуни ушел. У начальника ремонтных мастерских всегда очень мало времени. Захаров посмотрел ему вслед, потом повернулся к бармену. И в этот момент кто-то обратился к нему сзади — по-русски, но с таким невообразимым акцентом, что Захаров не сразу понял.
— Простите, мне сказали, что вы — дежурный диспетчер. Что слышно о «Дип-Вью»?
Захаров обернулся. Высокий блондин в форме американской гражданской авиации со значком «Транспасифика» на груди. Очевидно, с того дирижабля. И лицо… Странно знакомое лицо.
— Да, — сказал Захаров по-английски. — Я был дежурным диспетчером. До тринадцати ноль-ноль. «Дип-Вью» ищут. И может быть, спасут. Вот только кто спасет двух подводников, погибших при поисках?
Получилось зло, резко и зло, и Захаров сам почувствовал это.
— Извините, — сказал он. — Погиб мой друг.
— Я не знал. Простите. И позвольте представиться: Сидней Стентон, командир этого дирижабля. Собственно, бывший командир. Меня уже отстранили — до окончания расследования. Следственная комиссия прилетит завтра.
Захаров, в свою очередь, представился.
— Стентон, Стентон… Почему мне кажется, что я знаю вас?
— Не знаю, — ответил Стентон. — По-моему, мы с вами до сих пор не встречались. — И сразу же переменил тему. — Как вы думаете, его спасут?
— Кого?
— Кулиджа. Который в «Дип-Вью».
— По всей вероятности.
— Хоть бы его спасли, — тихо сказал Стентон. — Только бы его спасли…
— Вы знали его?
— Нет. Но он бы меня узнал. Если его спасут — я набью ему морду. Ох, как я набью ему морду! За все — за него, за Кору, за себя, за ваших подводников…
Захаров повернулся к бармену.
— Будь добр, Барни, сооруди-ка мистеру чаю — того, маврикийского, как для меня. — И, обращаясь к Стентону, пояснил: — Отменно успокаивает. Как раз то, что вам нужно сейчас…
На лице Барни появилась растерянная улыбка.
— Не могу, адмирал… Кончился ваш маврикийский. Только в понедельник доставят.
Захаров почесал в затылке.
— Ладно, сделай ситронаду, только льду побольше. А там видно будет. А мне — минеральной. И тоже со льдом.
— Есть, сэр! — браво отозвался Барни, так, словно на какое-то мгновение оба они вернулись в прошлое — грозный вице-адмирал и старшина.
Захаров взял Стентона под руку:
— Пойдемте за столик. Там уютнее. И легче говорить.
7
«Дип-Вью» больше всего походил на увеличенный в десятки раз глубинный поплавок Своллоу. Трехметровая сфера была образована множеством пятиугольных стеклокерамических сегментов, вложенных в титановую решетку. Последнего, впрочем, Аракелов не видел, это он вычитал из описания, врученного ему Зададаевым еще наверху. Видел он просто гигантскую граненую пробку от хрустального графина, этакий слабо светящийся… Аракелов попытался подобрать подходящее стереометрическое определение, но в голову ничего не приходило: слишком много граней. Одним словом, дофигаэдр. Тоже неплохо. Аракелов улыбнулся. Сходство с пробкой довершал расположенный под сферической гондолой металлический цилиндр, наполовину ушедший в ил. Это был наполненный дробью аварийный балластный бункер, вес которого и не давал «Дип-Вью» всплыть. Изображение на экране было четким. Аракелов видел даже две контрольные чеки — металлические спицы с красными жестяными флажками на концах.
Отсюда все выглядело предельно просто. Выйти, доплыть до аппарата, — это каких-нибудь несколько десятков метров, — вынуть контрольные чеки. Девять штук. И все. На это уйдет максимум час. С двойным запасом — два. Время еще есть. Картина была соблазнительна в своей доступности, но в нее никак не укладывались взорвавшиеся субмарины. И взорвавшаяся «рыбка», тоже. Аракелов прошелся по камере баролифта. С ума в пору сойти. А что? Это был бы неплохой выход… Особенно, если учесть, что он единственный батиандр на ближайшие тысячи миль и, кроме него, Кулиджа выручить некому.
Взять и выйти. А там будь что будет.
«Нет, милый. Не имеешь ты на это права — на «будь что будет». Ты должен выйти и сделать. Потому что больше сделать это некому».
Замигал вызов телетайпа. Аракелов подошел, посмотрел. На ленте было всего одно слово:
«Спускать?»
«Спускайте», — отстучал он.
Через минуту пол под ногами дрогнул: баролифт отделился от корпуса «Руслана». Аракелов подошел к иллюминатору — как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезли наверху раскрытые створки донного люка. Баролифт превратился теперь в макаемый аппарат, в принципе мало чем отличающийся от того же «Дип- Вью». Он медленно опускался в глубину, связанный с «Русланом» пучком фидеров и тросов. «При такой скорости, — прикинул Аракелов, — спускаться придется минут пятнадцать».
Вода за стеклом иллюминатора постепенно меняла цвет: из зеленой она стала голубой, потом синей, наконец, пурпурной. «Так, — подумал Аракелов, — значит, прошли около двухсот метров». Для опытного батиандра само море — достаточно точный глубиномер. Триста метров — вода из темно-пурпурной стала иссиня-черной. Аракелов включил внешние прожекторы. В самое стекло иллюминатора ткнулась рыбина — она была похожа на каменного окун сантиметров сорок-пятьдесят длиной. Баролифт шел вниз, и рыбина вскоре отстала.
Нечто, взрывающее субмарины. Может ли это нечто быть связано с самим «Дип-Вью»? Пожалуй, нет. Во всяком случае, это маловероятно. А что более вероятно?
В лучах прожекторов видимость была вполне терпимой. Аракелов до боли в глазах всматривался
