10
Стентон задержался в рубке, глядя, как медленно растворяется в ночном небе туша уходящего дирижабля. Собственно, самого дирижабля почти не было видно — только позиционные огни да темный силуэт, его движение обнаруживалось по звездам, которые он заслонял. Потом остались только огни, но и они постепенно слились со звездной россыпью, затерялись в ней. Теперь оставалось одно: ждать завтрашней комиссии. Это часов двенадцать. Даже больше — они прибудут рейсовым конвертопланом Сан-Франциско — Гонконг. Потом будет расследование. А потом… Впрочем, сейчас лучше не думать, что потом.
Стентон прошелся по рубке, сел в свое кресло. Пульт перед ним был не то чтобы мертв — скорее спал. Спали лампочки индикаторов, цифровые табло, дисплеи, отдыхали на нулях стрелки приборов. Бодрствовал только островок швартовочного блока: якоря… трап… подсоединение к сетям и коммуникациям причальной мачты… позиционные огни… И все. Стентон положил руки на подлокотники. Пальцы ощутили знакомые потертости от пристежных ремней, знакомую трещинку в пластиковой обивке, а рядом с ней — аккуратную круглую дырочку, оставшуюся от упавшего сюда горячего сигаретного пепла. И почему это на обивку кресел ставят такой нетермостойкий пластик?..
Нет, он не прощался с кораблем. И вообще чужд был всякой сентиментальности. Просто впервые за последние годы он совершенно не знал, куда себя деть. Спать пойти, что ли?
Он встал, еще раз окинул взглядом пульт и вышел из рубки. На каютную палубу можно было подняться лифтом, но Стентон пошел пешком: транспортник не круизный суперлайнер, а подняться по лестнице на каких-нибудь двадцать метров — только полезный тренинг. Так сказать, вечерний моцион.
Капитанская каюта была первой от носа. Внутренность ее мало чем отличалась от любой каюты на любом морском лайнере: постель в задернутом сейчас занавеской алькове, небольшой письменный стол у левой стены, рядом с ним диван, и только вместо иллюминатора было большое окно. Даже, собственно, не окно: просто вся стена была прозрачной, и сквозь этот распахнутый в ночь прямоугольник заливала каюту своим мистическим светом яркая тропическая луна. Стентон подошел к окну. Внизу, под самым дирижаблем, падали на воду блики света из бесчисленных окон Гайотиды и весело перемигивались разноцветные огоньки буйков, обозначавших понтоны волновой электростанции, пирсы, границы пляжной полосы. Дальше до самого горизонта океан был темен, и только лунный свет лежал широкой серебряной полосой. Этакий млечный путь. Или нет — сельдяной. Дорожка, мощенна рыбьей чешуей… У самого горизонта медленно ползли огни какого-то судна. А еще дальше, невидимый за выпуклостью земного шара, полным ходом шел к Гайотиде «Руслан». И на нем — Кулидж. Пальцы Стентона сами собой сжались в кулаки. «Доберусь я до тебя, сукин ты сын, — подумал Стентон. — Обязательно доберусь. А пока…»
Стентон подошел к столу, выдвинул верхний ящик, достал сигареты. Курил он мало. Да и вообще впервые затянулся только в санатории на Багамах, где заканчивал курс лечения. Тогда уже стало окончательно ясно, что в космос ему не вернуться. Однако табак не стал привычным зельем: это было лакомство, которое Стентон позволял себе лишь изредка, когда надо было успокоиться и сосредоточиться. Курил он только один сорт — безникотинный зеленый «Салем». Ментоловая отдушка оставляла во рту ощущение свежести, послевкусие, лишенное обычной табачной горечи. Стентон сел в кресло у окна и закурил.
Так. С Бутчем и Джо он договорился, они не выдадут. Кора и подавно, она заинтересована в этом больше всех. Кармайкл и команда просто ничего не знали, а потому никак не могут опровергнуть утверждение командира. С этой стороны все в порядке. Слабое звено одно — сам Кулидж. Только бы он не проболтался! Слава богу, на «Руслане» его сразу же уложили в лазарет: нервный шок. Перетрусил, стервец. Впрочем, надо быть справедливым: на его месте перетрусили бы если не все, то, во всяком случае, многие. Итак, до прибытия на Гайотиду Кулидж не проболтается. Гарантии, увы, нет, но надеяться на это можно. А здесь… Здесь Стентон должен встретить его первым и предупредить. Правда, придется говорить с ним по- хорошему. Не бить морду, как следовало бы, а просить — просить лжесвидетельствовать перед комиссией. Да, именно так это и называется — лжесвидетельство. Плевать! В конце концов Кулиджу от этого хуже не будет, а значит, уговорить его удастся. Должно удасться, потому что иначе… Кора. Стентону в конечном счете все равно. Черное небо потеряно давно, потеряет теперь голубое… Так что же? Можно жить и на Земле. А Кора? Она не должна пострадать.
Вот только как первым прорваться к Кулиджу? Стентон задумался. Можно, конечно, обратиться к Захарову. Наверное, тот сумеет помочь. Это мысль.
Стентон аккуратно погасил сигарету: хотя на современных цельнометаллических вакуум-дирижаблях гореть практически нечему, противопожарные правила по строгости ничем не уступают тем, которые были установлены когда-то на их накачанных водородом пращурах, и соблюдаютс столь же свято. Потом он развернул кресло и стал смотреть на океан. Луна поднялась выше и теперь отражалась в воде не узкой дорожкой, а дробилась на мириады серебряных блесток. Совсем как тогда, подумал Стентон. Он взглянул на лунный диск: полнолуние миновало дня два назад. Да, совсем как тогда…
Тогда они на трое суток застряли в Лос-Анджелесе: какая-то задержка с какими-то грузами. В подробности Стентон вдаваться не стал — на это есть управляющий перевозками. Погода стояла чудесная, и они — Бутч Андрейт, Кора и Стентон — решил устроить себе небольшой пикник. У Бутча нашлись друзья — Стентон был уверен, что, окажись они случайно где-нибудь в Антарктиде, Бутч и тогда сказал бы: «Кстати, у меня в Мак-Мердо приятель есть, надо бы заглянуть…» Впрочем, оказались эти друзья вполне приятной парой: Коллинс писал сценарии для Голливуда, а его жена — как же ее звали?.. Какое-то необычное имя… Ах да, Саксон… Саксон заведовала отделом в каком-то рекламном агентстве. Впятером они уселись в «кантри-сквайр» Коллинсов и махнули в заповедник Джошуа-Три. Там они провели два чудесных дня, ночуя в палатке у костра, а на обратном пути остановились поужинать в небольшом французском ресторанчике в Санта-Барбаре. Уже дошло до сыров, когда откуда-то из недр заведения вдруг появился хозяин — рыжий детина, совсем не похожий на француза, скорее уж подозрительно смахивающий на ирландца. Он встал на пороге кухни и, уперев руки в бока, хорошо поставленным голосом крикнул:
— Внимание!
Все обернулись к нему. Ресторатор выдержал паузу и ликующим голосом объявил:
— Только что по радио сообщили: выходят лаурестесы!
Стентон не знал, на этот ли эффект рассчитывал хозяин, но посетители рванулись из-за столов так, словно в Санта-Барбаре высадились марсиане или открылись золотые россыпи.
— Скорее! — завопил Коллинс, увлекая за собой всю компанию. — Скорее, опоздаем!..
Ни Стентон, ни Кора, ни даже всезнайка Бутч ничего не понимали, но общее движение подчинило их. Все последующее было похоже на массовый психоз. В самом деле: скажи ему накануне, да что там, несколько минут назад, что нерест паршивой рыбешки в шесть дюймов длиной может вызвать такое столпотворение вавилонское, он ни за что бы не поверил. Но теперь поверить пришлось. Уже потом ему рассказали, что летом, в лунную ночь — «вторую ночь после полнолуния и на седьмой волне после высшей точки прилива» — по всему побережью от мыса Консепшен до мексиканской границы выходят из моря лаурестесы и парами прыгают по пляжу, чтобы зарыть свои икринки во влажный песок. И вдоль всего берега — рать на рать — их ждут любители рыбной ловли. Впрочем, вряд ли это можно назвать рыбной ловлей в полном смысле слова. Как не назовешь и охотой. Это скорее некое состязание в ловкости, причем немало преимуществ в нем на стороне маленькой скользкой рыбешки, так как по калифорнийским законам ловить ее можно только голыми руками, без фонарей, граблей, сеток или любых других порождений человеческой хитрости и жадности. И за соблюдением правил неукоснительно следят не только бдительные инспектора Экологической службы, но и сами местные жители, вовсе не желающие лишать себя этой фантастической ночной феерии — хотя бы и в отдаленном будущем.
Но все это Стентон узнал уже потом. А тогда картина показалась ему просто сумасшедшей. Полуголые люди метались по пляжу, бродили, прыгали, бегали по колено в воде, поминутно нагибаясь и выхватывая что-то маленькое и серебристое; казалось, они хватают лунные блики. Безумие всегда заразительно: Стентон закатал брюки до колен, Кора скинула юбку, оставшись только в бикини и белой блузке, и они тоже бросились ловить рыбешек, тут и там взблескивавших на гребешках волн. Занятие это и впрямь оказалось сродни ловле лунных бликов — за первые полчаса Стентон едва-едва сумел поймать двух лаурестесов, да и
