окружали слуги, от которых воняет, как от кучи отбросов. Мои собственные люди приучены мыться каждую неделю, и я считаю своей обязанностью устроить баню для всей остальной челяди.
– Элеонора, не надо, – беспокойно шепнул ей Роберт, но она в ответ только сурово взглянула на него.
– Нет уж, я скажу все, что думаю, – решительно заявила Элеонора. – Раз меня обвиняют в том, что я чего-то не делаю или делаю не так, то у меня должно быть и право поступать по собственному усмотрению.
На минуту в комнате повисло напряженное молчание. Взгляды Элеоноры и её свекра скрестились над языками пламени. Потом Морлэнд пожал плечами и снова взялся за упряжь.
– Отлично, – буркнул он. – Будем считать, что вы правы. Можете мыть прислугу, если это доставляет вам удовольствие, я же могу поколотить вас, если это доставит удовольствие мне. – Последнее было неприкрытой угрозой, и оба это знали. – Челяди не повредит баня. Сам же я буду мыться, когда сочту нужным, – закончил Морлэнд.
– Надеюсь, сэр, – едко проговорила Элеонора, – что вы будете.
– Хватит, моя милая! – прорычал Морлэнд. – Не воображай, будто можешь заставить меня делать то, что тебе нравится. Или моя рука показалась тебе не слишком тяжелой?..
Элеонора благоразумно замолчала и вновь занялась шитьем. Душа её ликовала. Элеонора чувствовала, что одержала полную победу и добилась всего, чего хотела. Морлэнд искоса поглядывал на невестку, пряча легкую улыбку, которую никто не должен был видеть. А Роберт смотрел на свою жену с нескрываемым восхищением, удивляясь тому, что она смогла противостоять его отцу, которому сам он не смел перечить никогда и ни в чем.
Элеонора заставила помыться всех служанок в усадьбе, несмотря на их протесты, и предупредила слуг-мужчин, что их черед наступит в пятницу. Дом стал чище, еда – вкуснее, а челядь начала обращаться к молодой хозяйке за приказаниями и советами. Да, Элеонора постепенно переделывала Микллит Хауз на свой лад. Морлэнд и Роберт были на ярмарке в Лестере. Они ничего не стали говорить Элеоноре, но это был крупнейший конский рынок на всем севере; в Лестере выставлялись на продажу лучшие лошади трех графств. Когда на следующий день Морлэнды вернулись в Микллит, Элеонора выбежала из дома, чтобы встретить их, и увидела, что и её муж, и свекор ласково улыбаются ей, держа с обеих сторон под уздцы маленькую белую лошадку, самую красивую, которую Элеоноре доводилось видеть в жизни.
– Белая кобыла для белого зайца, – весело обратился к жене Роберт, вспомнив герб Элеоноры, на котором был изображен белый заяц.
Морлэнд добродушно кивнул.
– Говорил же я тебе, что куплю для тебя лошадь, – проговорил он. – И даже твой опекун лорд Эдмунд не смог бы подарить тебе лучшей.
Элеонора шагнула вперед, не в состоянии вымолвить ни слова от восторга, и потрепала прелестное животное по мягкой белой морде. Кобыла в ответ потерлась головой о руку Элеоноры. Темные глаза лошадки светились сообразительностью и умом. Элеонора взглянула на своих новых господ, двух Морлэндов, и улыбнулась. Ей нужно свыкнуться с тем, что она принадлежит им отныне и навеки; и в первый раз ей пришло в голову, что она будет с ними в счастье и в горе. Она должна примириться с тем, что с ней случилось, и быть признательной за светлые минуты вроде этой.
Элеонора назвала кобылу Лепида – белый заяц.
Глава 3
Прошло два месяца, в течение которых земля была скована морозом. Но вот холода отступили, и установилась теплая, влажная погода, самая лучшая для охоты.
– Собаки легко возьмут след, – радостно заявил Роберт – Сегодня мы добудем прекрасного благородного оленя.
– Да поможет нам Бог, – ответила Элеонора. – Мне уже так надоела солонина! Лорд Эдмунд каждый день посылал кого-нибудь на охоту, чтобы в доме было свежее мясо.
Роберт выглядел обиженным.
– Я же много раз приносил тебе зайцев! – с упреком проговорил он. Элеонору всю передернуло.
– Ты же знаешь, что я не могу их есть! – воскликнула она. – Это как – ну, я не знаю, как убийство. – Роберт снисходительно улыбнулся и, подойдя к окну, настежь распахнул ставни в спальне.
– Послушай, как заливаются собаки, – весело сказал он. – Они все чувствуют, как надо. И там, внизу, молодой Джоб с Гелертом на подводке. Когда-нибудь этот парень станет отличным охотником.
– Куда лучшим, чем Гелерт! – поддразнила мужа Элеонора. Роберт любил этого пса, как и Леди Брах, и никому не позволял дурно отзываться о Гелерте.
– Он остепенится после того, как привыкнет к охоте. Это у него в крови – он просто не может не стать хорошим псом, – твердо произнес Роберт. Он опять выглянул из окна во двор и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. – Ну давай же, жена, неужели ты все еще не готова?
– Уже готова. – Роберт отвернулся от окна, и супруги с восхищением посмотрели друг на друга. Их охотничьи костюмы удивительно совпадали. Роберт был в изумрудно-зеленых штанах, плотно обтягивающих ноги, и малиновом жакете, расшитом белыми и золотыми нитями и отделанном лисьим мехом; Элеонора – в изумрудном бархатном платье, тоже отделанном мехом и надетом поверх темно-красной шерстяной нижней юбки. Плащи их были шафранового цвета, а зеленые шляпы оторочены мехом; вместе муж и жена казались чудесной парой.
Спустившись по лестнице во двор, Элеонора вдруг осознала, что её переполняет радость, которую она уже не надеялась испытать никогда в жизни. Неумелые ласки Роберта, как ни странно, быстро принесли свои плоды. Первые месячные после замужества должны были начаться у Элеоноры в канун дня святой Екатерины. Прошло всего три недели после свадьбы, и Элеонора уже подготовила все необходимое и сама приготовилась к обычному женскому недомоганию, но так его и не дождалась.
Габи, знавшая месячные циклы своей госпожи так же хорошо, как и сама Элеонора, тут же все поняла и вознесла Господу молитву, чтобы это не оказалось простой задержкой. Через неделю Элеонора по совету Габи рассказала обо всем Роберту, но попросила его пока ничего не говорить отцу. Роберт был ошеломлен,
