бесценное сокровище. Но Эдмунд хотел доставить удовольствие вовсе не Роберту, а его отцу.
– Я отобрал для вас кое-какую мебель, – продолжал хозяин замка, искоса наблюдая за выражением лица Морлэнда. – И еще – ткани, которые пойдут вам на подвенечное платье и всякие драпировки; вы сможете также забрать с собой свою служанку и грума. Будет неудобно, если радом с вами не окажется людей, которые могли бы вам прислуживать во время долгого пути.
Все это говорилось для того, чтобы внушить Морлэнду, сколь важную особу берет в жены его сын, но это ничуть не уменьшило радости Элеоноры. Она отправится на север в сопровождении трех личных слуг, к которым, несомненно, прибавится позже другая челядь и которые помогут Элеоноре наладить собственное хозяйство; она везет с собой мебель и гардероб. В этом уже чувствовался некий шик, во всяком случае, это было гораздо лучше того, к чему готовилась Элеонора; она думала, что поедет на север как какая-нибудь просительница, обязанная за каждый кусок хлеба благодарить человека, которого считала гораздо ниже себя.
Пока девушка улыбкой пыталась выразить опекуну свою признательность, Морлэнд одобрительно кивнул и сказал:
– Правильно, милорд, правильно. Мои собственные люди грубоваты и неотесанны, хотя они – отличные рубаки, как раз такие, какие нужны в Йоркшире, и я вполне доволен ими. Но уж, конечно, они не дамские прислужники, доложу я вам! Нет, это настоящие мужчины. Да и дом мой выглядит не Бог весть как – все эти годы там явно не хватало хозяйки, и госпоже, видимо, захочется кое-что обновить и подправить. Что же, все это можно будет сделать, это не так трудно. И после свадьбы я подарю ей коня, чтобы она увереннее чувствовала себя в наших краях.
Теперь Морлэнд пытался произвести впечатление на лорда Эдмунда и показать, что вовсе не нуждается ни в каком приданом и что Элеоноре не понадобятся дорогие подарки опекуна, и пока двое мужчин состязались в щедрости, об Элеоноре, похоже, совсем забыли, и ей оставалось только приятными улыбками и изящными жестами выражать свою признательность и одному, и другому.
После первой перемены блюд пажи опять принесли чаши с водой, чтобы гости ополоснули руки, а затем появился первый сюрприз великолепная фигура благородного оленя, мастерски сделанная из сахара.
– Животное, преследуемое охотниками, – прокомментировал лорд Эдмунд, – благо сейчас как раз разгар охотничьего сезона. А вы много охотитесь у себя в Йоркшире?
– Сам-то я нет, – ответил Морлэнд, – но вот этот парень – да. У нас редкостная охота любая птица, олени, зайцы, кабаны – чего-чего, а поохотиться у нас можно вволю.
Тут как раз внесли вторую перемену жареную баранину, пирог с селедкой и мясное ассорти Музыканты перестали играть, чтобы дать возможность юному пажу громко прочитать отрывок из «Птичьих разговоров».
Элеонора повернулась к Роберту, чувствуя, что для этого ей надо сделать над собой усилие, и спросила, чтобы хоть как-то завязать беседу.
– О чем вы думаете?
Роберт ответил, но Элеонора не поняла ни слова, поскольку юноша неожиданно заговорил на своем родном йоркширском диалекте, вдруг забыв ту правильную южноанглийскую речь, которой прилежно учился с детства. Элеонора удивленно воззрилась на жениха, чувствуя, как у неё падает сердце внезапно до неё дошло, что большинство людей в её новом доме будут говорить именно так и что она окажется чужеземной в неведомом краю, где ни она не будет понимать окружающих, ни они – её.
– Я не могу разобрать, что вы говорите, – пролепетала девушка. – Я не знаю вашего северного диалекта.
Роберт пробормотал извинения и повторил все сказанное им на правильном английском.
– Я думал о том, как вам понравится Микллит – Что такое Микллит? – спросила Элеонора. – Это то место, куда мы едем, – ответил Роберт. Так называется наш дом. Микл Лит – это большие ворота, большие Южные Ворота Йорка. Наш дом стоит недалеко от них, на главной южной дороге.
– А это обширный дом? – поинтересовалась девушка.
– Не думаю, чтобы вам так показалось, – вздохнул Роберт, – Это обычное фермерское жилище, но на протяжении долгих лет к нему делались разные пристройки, так что оно выглядит большим и старым, – извиняющимся тоном продолжал он. – И, конечно, не таким красивым, как этот замок.
Юноша подумал о неуютном, грязном, сером, обшарпанном доме и горько пожалел, что у него не было ни малейшей возможности привести его в божеский вид перед приездом Элеоноры.
– Он будет в порядке еще до свадьбы, обещаю тебе, – добавил Роберт.
Элеонора уныло кивнула. Фермерский дом, подумалось ей, наверняка окажется страшно неудобным, что бы там с ним ни делали.
– Значит, вы живете рядом с городом? – задала она следующий вопрос.
– Ну, в общем, да, настолько близко, что ходим пешком в городской храм. И дом стоит прямо на большой дороге, так что, думаю, мы узнаем все новости почти так же быстро, как и вы здесь. И еще мы видим всех, кто проезжает мимо нас, – и купцов, и бродячих артистов, и фокусников, и лекарей, и благородных лордов и леди... – Юноша внезапно замолчал. Он стремился примирить Элеонору с неизбежным отъездом, но совсем забыл, что она сама принадлежала к кругу этих знатных господ. Роберт увидел, как её губы презрительно поджались, и выругал себя за свою неуклюжесть.
Элеонора же опять сделала вид, что прислушивается к общей беседе за столом; теперь речь шла о войне, казавшейся всем неизбежной. Но мысли девушки были далеки от того, о чем толковали гости. Она думала о благородных лордах и леди – и особенно об одном из них. Ей вдруг пришло в голову, что она едет во владения герцога Йоркского и будет жить недалеко от его замка, хотя сам герцог и появляется там довольно редко. Да, она будет ближе к нему – но и дальше от него, ибо он никогда не опустится до того, чтобы переступить порог полуразвалившегося фермерского дома. Она навсегда покидает тот круг, в котором вращается Ричард, и если даже она когда-нибудь встретит его вновь, это будет совсем не так, как прежде, когда она пользовалась привилегией свободно говорить с ним, а он – с ней. Если теперь она и увидит его, то будет всего лишь одной из толпы людей, выстроившихся вдоль дороги, чтобы посмотреть, как он проезжает мимо со своей свитой, одной из толпы людей, на которых ложится пыль из-под копыт его лошади.
Глава 2
