утешения от всех своих бед. Она с самой ранней юности сына старалась внушить ему, что им руководит призвание стать священником, и он сейчас отдавал все свои силы пастырской деятельности.
Церковь святого Стефана, в которой совершал службу мистер Тельфер, была одной из самых старых во всем графстве. Это было полуразрушенное здание с обвалившейся крышей, лишенное дверей и оконных рам. Только стены продолжали еще кое-как стоять. Мистер Тельфер потратил остаток своих средств на то, чтобы хоть частично восстановить это здание. Сюда стекались к нему рабы со всех соседних плантаций.
С самого начала своей миссионерской деятельности мистер Тельфер главное внимание обратил на моральное состояние своей паствы, - оно волновало его больше, чем вопросы чисто религиозные. В лице своего соседа, мистера Мэзона, он встретил деятельного помощника. Делал он попытки воздействовать и на остальных хозяев и таким путем хоть сколько-нибудь улучшить невыносимое положение рабов.
Но, несмотря на частичные улучшения, которые могли быть внесены в положение рабов, мистер Тельфер, как и всякий здравомыслящий человек, не мог смотреть на самую систему рабовладения как на нечто незыблемое и неизменное. Входя в близкое соприкосновение как с хозяевами, так и с рабами, он лучше кого-либо другого понимал, в какое ложное положение поставлены и те и другие. Не имея сил полностью освободиться от широко распространенных предрассудков, он не находил путей, чтобы изменить существующее положение. В конце концов он увлекся придуманным кем-то проектом колонизации. Он сам стал председателем 'Колонизационного общества' в своем графстве. Под влиянием его патетических проповедей некоторые из владельцев дали свободу своим любимым рабам, с тем чтобы они были отправлены в Либерию. Его яркое воображение, не считаясь ли с временем, ни с пространством, рисовало ему картины 'всеобщего исхода' всего негритянского народа и всех 'цветных' из, Америки и переселения его в Африку, где должна возникнуть новая цивилизация, новый оплот христианства. Он был так глубоко убежден в возможности увидеть свою мечту осуществленной, с таким восторгом говорил о ней, что, как ни ясна была для собеседника несбыточность надежд мистера Тельфера, как-то жаль было разочаровывать его.
На горе мистера Тельфера, последние выступления аболиционистов на Севере нанесли тяжелый удар его надеждам. Он с огорчением говорил о том, что поведение этих аболиционистов на долгие годы отодвинет освобождение рабов на Юге. Он на себе уже испытал последствия этих выступлений. Несколько времени назад он организовал воскресную школу, где, помимо проповедей и наставлений, рабов обучали чтению и письму. И вот только что комитет бдительности, состоящий из плантаторов, обратился к нему с предложением прекратить эти занятия впредь до нового распоряжения, 'ввиду возбуждения умов'.
- Ах, капитан Мур, - с волнением воскликнул молодой священник, - вы избрали мало подходящий момент для знакомства с южными штатами. Вы сами можете убедиться, что представляет собой рабство в этой стране! Все мы сейчас превращены в рабов! Нигде в Америке, - ни у нас на Юге, ни в так называемых 'свободных штатах', - не существует сейчас ни свободы слова, ни свободы печати, как нет ее ни в Риме, ни в Вене, ни в
- Да что вы! - воскликнул я. - Тогда это злополучное письмо, вероятно, пылало на костре, огонь которого освещал площадь при моем въезде в город.
И я рассказал ему о приключениях, выпавших на мою долю в этом городе.
- Ричмондским джентльменам, - произнес мистер Тельфер, - мало было сжечь мое письмо (мне кажется, кстати сказать, что они предпочли бы сжечь Вашингтона и Джефферсона). Они сообщили комитету бдительности нашего округа о том, что я человек подозрительный и что за мной нужно зорко следить. А эти милые господа, в свою очередь, не довольствуясь закрытием моей школы, взяли на себя труд руководить моим чтением. Несколько последних месяцев я получал по почте издающуюся в Нью-Йорке газету, носящую название 'Освободитель'. Если не ошибаюсь, это главный орган создавшегося недавно в Нью-Йорке союза аболиционистов. Высылали мне эту газету бесплатно, и читал я ее с большим интересом, стараясь глубже разобраться в целях, к которым стремятся эти люди. Но мои друзья или, вернее сказать, мои хозяева из комитета бдительности сочли такое чтение вредным и запретили мне читать подобные газеты. Вот вам образец той свободы, которая существует сейчас в Северной Каролине.
Слова эти, вопреки обычной сдержанности и спокойствию мистера Тельфера, были произнесены с некоторой горечью и даже с возмущением.
- Мне хотелось бы, джентльмены, - сказал я, - разобраться, в чем состоит разница между колонизационистами, как наш почтенный друг мистер Тельфер, и аболиционистами на Севере, которым он приписывает вредное влияние в разрешении вопроса освобождения рабов. Разве у вас не одни и те же цели и не один и тот же враг?
- Разница вполне ясна, - ответил мистер Тельфер. - Но ваш вопрос не удивляет меня. С тех пор как началось общее возбуждение, нас склонны смешивать. Мятежниками и врагами на Юге стали теперь, как я заметил, считать всякого, выражающего сколько-нибудь отрицательное отношение к рабству. Мы, колонизационисты, считаем, что страдания, причиняемые рабством, ужасны и что интересы как белых, так и негров требуют, чтобы были приняты какие-то немедленные меры; но очень многие среди нас не допускают в то же время и мысли, чтобы две столь различные расы могли жить бок о бок на равной ноге. Пока негры находятся среди нас, говорят многие, не может быть иного положения: либо они должны оставаться нашими рабами, либо мы - стать их рабами. Вы будете уверять меня, - поспешил он вставить, видя, что я собираюсь протестовать, - что это предрассудок! Но что поделаешь, если предрассудок этот непреодолим? Наша идея колонизации принимает его в расчет. Освободив рабов, мы намерены удалить их из этой страны. Аболиционисты - те не заботятся о последствиях. Они говорят, что мы обязаны выполнить наш долг, а остальное предоставить воле божией. Это легко сказать, но, не позволяя себе порицать их цель, я считаю себя вправе осуждать их поведение. Вы на моем примере можете видеть, в какое положение они поставили всех южных рабовладельцев, даже наиболее доброжелательно относящихся к неграм. Боюсь, что единственным результатом их выступлений окажется лишь ухудшение в положении негров. Сорвутся все попытки, которые делаются для повышения морального и умственного развития рабов. Сорвется и наш план колонизации - единственный, имеющий на Юге хоть какие-нибудь шансы на успех.
Я слушал, с трудом скрывая свой гнев. Спорить было бесполезно. Так вот каковы были мысли человека, выдававшего себя за друга негров. 'Жить с неграми бок о бок на равной ноге белые не могут'… Разве можно было спорить с человеком, для которого это было непреложной истиной?… Нет, тут нужны были совсем иные меры!…
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Мистер Тельфер, раз коснувшись этой темы, имел обыкновение, не переводя дыхания и не останавливаясь, произносить длинные речи. Такова уж привычка церковнослужителя. Лучезарная улыбка давно погасла на его лице, и в глазах, еще недавно сияющих, вспыхивали какие-то неприятные огоньки. Разглагольствовал он долго.
Мистер Мэзон все время слушал, не прерывая его.
Когда мы остались одни, я спросил его, что он лично думает о колонизационном обществе, председателем которого был мистер Тельфер.
Мистер Мэзон ответил, что, по его мнению, эти общества приносят известную пользу: они
