– А когда любовный приворот выдохнется? Ты и тогда будешь каждый день ублажать меня?
Александр тер шишечку, пока Миган не забилась в сладких конвульсиях.
– Как же иначе? Разве я могу не хотеть тебя?
– Значит, мне никогда не будет нужен другой…
Александр хищно улыбнулся. Он и не позволит ей завести любовника, пусть для этого придется застрелить каждого, кто к ней приблизится.
Он торопливо расстегнул пуговицы на брюках.
– Помнишь первое видение, в ванне?
– О да, – выдохнула Миган. – Имеешь в виду, когда мы прижались к колонне, или то, что на скамье?
– То и другое. Повезло, что эксцентричный строитель этого дома закачивает в ванну горячую воду из цистерны.
– Повезло.
– А помнишь, что было, когда мы скакали в парке? Это я тоже хотел бы разыграть, а потом, может быть, ты поскачешь на мне.
У нее порозовели щеки.
– Я не уверена, что понимаю, как это делать.
– Я тебя научу. Я многому тебя научу, моя герцогиня.
Он раздвинул ей колени и угнездился между ними. Она напряглась, но желание было очевидно, и она прогнулась к нему.
– Что насчет видения со вторым мужчиной? – прошептала она. – Которое было несколько минут назад.
– У нас мужья иногда устраивают для жен партию на троих, – ответил он. – Или жены приводят третью для мужей. – Он приподнял ее за ягодицы. – Но мы будем в кровати вдвоем, Миган. Нам и вдвоем есть чем заняться.
Александр не был уверен, что она расслышала. Ее голова откинулась назад, глаза помутнели, потому что он проник в нее.
Дождь стучал в высокие окна, свечи шипели, когда огонь встречался с жидким воском. Миган закрыла глаза; кольца рыжих волос рассыпались по плечам.
Все в ней вызывало в Александре безумство животного – кудряшки на лбу, холодные пальцы у него на щеках, сияние глаз, красноречиво подтверждающее, что женщина хочет мужчину.
Надо действовать медленно. До сих пор он овладевал ею быстро и напористо, просто был слишком охвачен похотью, чтобы себя остужать. Но Миган заслуживала нежности.
Молодая жена вызывала в нем неистовую страсть. Александр потерял железный контроль, под которым находился со дня смерти отца. Он навсегда решил для себя, что любовь и доверие неизбежно приводят к предательству, спрятал страсть и открытость глубоко-глубоко внутри и обратил к миру ровное лицо.
Миган, с ее мягкой улыбкой, нежными карими глазами, так неожиданно вспыхивающими вдруг озорством, с юной непосредственностью в щепки разнесла ту скалу, за которой долгие годы скрывался настоящий Александр.
Надо было бы дать ей уйти в свою комнату, чтобы горничная ее не спеша раздела и уложила в кровать. Позже он залез бы к ней под одеяло, стянул с нее ночную рубашку, а может, и оставил бы, снисходя к ее скромности. Так английские мужья ведут себя с женами.
В Нвенгарии мужчина с женщиной играют в разные игры, но никогда это не бывает встречей ради самого акта. Он не хотел акта. Он хотел Миган, целиком и полностью, и будут ли они лежать на кровати или сидеть на подоконнике, ему было безразлично.
Сейчас у нее отяжелели веки, разрумянились щеки. Александр целовал ее, покусывал, сосал шею; медали вдавились ей в грудь, жесткая перевязь терла кожу, печатала клеймо – «моя». Мысль завертелась на нвенгарийском языке: «Моя. Вся моя».
Миган провела пальцем по кружевной татуировке, опоясавшей его бицепс. Ее сделал человек, которого он встретил в Греции, а тот научился этому искусству у китайца. Странный рисунок имел для греков какое- то значение. Человек пытался объяснить Александру.
«Я выбрал именно этот рисунок, потому что почувствовал в вас две жизни. Две сущности».
Александр тогда ничего не понял, он просто сделал татуировку как часть защиты от старого принца- императора. Никто ее не видел, кроме камердинера и любовниц, которые считали, что она делает его порывистым. Сефрония никогда не упоминала о ней.
Миган обвела рисунок кончиками пальцев, легкими, как перышко, и эротичными, как вся она. Александр стоял, погруженный в нее, и его орган начал расти. Давление сводило с ума. «Такое чувство, что я пришел домой после долгих скитаний», – подумал он.
К черту поэзию, внутри его ожил зверь. Он толкался в нее, наслаждался легкими вскриками. Он сделает ее своей, Миган будет принадлежать только ему, к черту приворот, к черту нвенгарийские обычаи, к черту титул герцога!
– Ты и я, – прохрипел он по-нвенгарийски. – Это ты и я.
Она не поняла. Боже, когда она устремила невинные глаза на лакеев и сказала то слово, он готов был повалить ее на пол и тут же овладеть. Наивная Миган решила, что он нарочно сказал ей неправильно, чтобы посмеяться, но Александр и правда забыл, сколько у англичан трудностей с произношением. Она не слышат нюансов нвенгарийского языка.
