последующую потасовку. Молодые люди выскочили из саней, чтобы тоже лепить снежки, а мистер Бэгбаф напрасно пытался их утихомирить.
– Дети, дети, прекратите! – Безуспешно. Возница не справился с лошадьми, сани опрокинулись, и все очутились в сугробе.
– Можно считать, что с вами все в порядке, – сказал Коннор, наблюдая, как Кэт хохочет, словно школьница. Приподнявшись на локте, он склонился над ней. – Как вы, Кэт? С вами все в порядке?
Кэт кивнула и, пытаясь подняться, нечаянно потянула Коннора вниз. Сначала она почувствовала теплое дыхание на своем лице и прикосновение его щеки, потом ощутила тепло его губ. Кэт не ожидала поцелуя и была застигнута врасплох: и самим поцелуем, и тем, каким он оказался – нежным, любящим, теплым. Рука Коннора напряглась, и он прижал Кэт к своей груди. Даже сквозь несколько слоев зимней одежды ей было приятно ощущать его сильное тело, а от поцелуя кровь горячей волной пробежала по жилам. Прежде Кэт представляла себе, что Коннор целует ее, но сразу же гнала прочь такие мысли, не надеясь когда-нибудь ощутить наяву это блаженство.
– Кэт, я… – Он оторвался от ее губ и, казалось, был удивлен не меньше Кэт, обнаружив, что лежит в снегу и самозабвенно целует эту обворожительную женщину. – Не знаю, что…
– Все нормально, Коннор, – смущенно уверила его Кэт. – Я не сержусь, но здесь наши молодые люди, и, может быть, мы…
– О Боже мой, Дженни! – воскликнул Коннор и вскочил на ноги, ужаснувшись при мысли о том, что если он, благоразумный тридцатичетырехлетний мужчина потерял голову, то Бог знает, что могла бы вытворять его молоденькая дочка. К счастью, прежде чем его воображение разыгралось дальше, Коннор обнаружил, что Дженни помогает вознице успокаивать испуганных лошадей.
– Не волнуйся, папа, – сказала она. – Со мной все в порядке.
– Хорошо, хорошо, – пробормотал Коннор, досадуя на себя из-за того, что подозревал Дженни в предосудительном поведении, хотя сам вел себя совсем не подобающим образом.
– Послушайте, Кэт, я…
Коннор не знал, что сказать. Это был очень беспокойный вечер. Сначала поцелуй. Потом, после прогулки на санях, Коннора представили стайке квохчущих монахинь, многие из которых знали Кэт с детства. Женщины такого склада могли бы обвинить его в попытке соблазнить их подопечную, проведай они о поцелуе. Сестры угощали его горячим шоколадом и выспрашивали насчет религиозных убеждений, о чем Коннор никогда не задумывался. Уж не прикидывают ли они, насколько он подходит в качестве возможного мужа Кэт? Конечно, она не стала… нет.
Кэт просто не могла бы рассказать о поцелуе этой ужасной настоятельнице Хильде Вальзен.
Уже дома дочь обняла его, желая доброй ночи, и с презрением заявила:
– Этот Сэм глуп как пробка! Даже не знает, что надо делать, когда опрокидываются сани. Мне пришлось самой помогать кучеру.
Это высказывание привело Коннора в еще большее замешательство. А теперь еще улыбающаяся Кэт предлагает чашку кофе, словно совершенно забыла о том, как он поцеловал ее. Ну что ж, следует разрешить эту проблему.
– Кэт, я не знаю, как я мог…
– Не беспокойтесь об этом, Коннор, – произнесла Кэт, но при этом улыбка ее угасла. – Это было что-то вроде… случайности, вам не кажется?
– Да, думаю, это было именно так, – пробормотал Коннор, несколько задетый тем, что Кэт рассматривает случившееся всего лишь как «случайность». Но с другой стороны, что значил этот поцелуй? Недовольный тем, что Кэт не придала ему значения, Коннор смотрел ей вслед, пока она не скрылась на своей половине.
«Однако, это была приятная случайность», – размышляла Кэт в своей холодной спальне. Приятная случайность. Хотя, разумеется, впредь нужно быть осторожными, чтобы это не повторилось вновь.
– Он переманивает наших рабочих, – рассказывал Коннор. – Не знаю, каким образом, но за последние шесть недель десять человек, хороших работников, перешли с наших рудников на рудники Трентона.
– Но зачем это Флемингу? – спросила Кэт. Коннор пожал плечами.
– Чем меньше людей на нас работает, тем меньше руды мы добываем, а следовательно, тем меньше денег мы получаем и тем меньше у нас шансов выиграть затянувшийся судебный процесс. Переход рабочих на рудники Трентона может погубить нас.
– А мы не можем платить работникам больше, чем Трентон?
– Нет. В таком случае нам пришлось бы урезать прибыль, не говоря уже о том, что на нас накинутся владельцы остальных рудников.
– Я думала, наши работники преданы нам.
– Так было раньше. Теперь горняки чувствуют лишь обиду и возмущение. Десять лет назад у каждого из них был шанс разбогатеть, занимаясь старательскими работами. Не нужно было вкладывать много денег в освоение заявленного участка, однако то, что находишь на поверхности – золотой песок и небольшие самородки – всего лишь крохи по сравнению с тем, что можно найти, если проводить разработку рудника вглубь, а это требует больших затрат на оборудование и оплату рабочих. Горняки – всего лишь наемные работники, которые занимаются тяжелым и опасным делом; поэтому-то они и обижаются на управляющих, имеющих огромные доходы, считая, что по меньшей мере половина этих денег по праву принадлежит им.
– А что, если улучшить условия жизни в бараках? – спросила Кэт. – Или обезопасить работу на шахтах?
– У нас и так намного безопаснее, чем на шахтах Флеминга, – объяснил Коннор. – Что касается остального, думаю, мы должны попробовать что-то предпринять, не прибегая к повышению оплаты.
– Мы должны посетить каждый рудник, увидеть, в каких условиях живут горняки. Я найду способ улучшить их жизнь.
