– Турист-блондин с сомовьими усами быстро отправился спать, и, по словам очевидцев, в весьма грустном настроении. Утром встал довольно рано, но был все таким же вялым. Отказавшись от завтрака, он сразу стал расспрашивать, кто бы мог отвезти его на станцию. Но ему отвечали, что что-то случилось на железной дороге. Блондина это явно разволновало, и он стал расспрашивать, что же именно. Да, говорил ли я вам, что вечером чистили его одежду?
– Нет, не говорил.
– Значит, забыл. Его костюм был весь в грязи, особенно на животе, следы грязи были на брюках и на ботинках. Наверняка от земли, когда он лежал в примятой пшенице у железной дороги. Я думаю, нам известно о нем уже немало.
Карличек с такой настойчивостью старался, чтобы я поверил в его версию, что мне приходилось делать усилия, чтобы не принимать эту сухую колбасу и кулек с конфетами за самую реальную действительность.
– Один предприимчивый тип завел в этом поселке оригинальное средство передвижения, – живо продолжал Карличек, – колымагу с кузовом от «опеля» и с голубоватым знаком БМВ на радиаторе. Вот с ним и договорился турист. Он уселся в эту колымагу, и они уже было двинулись, когда из гостиницы выбежали с криком, что он забыл чемодан. К чемодану протянулось сразу несколько рук, поэтому нам нетрудно было уточнить, сколько примерно он весил. Говорили, что турист вел себя как-то неуверенно, но в то же время очень спешил. Некоторые даже нашли его глуповатым. Мне лично кажется, что он просто нервничал.
– Где же вы его потеряли?
– Разумеется, на железнодорожной станции. Таксист его там высадил и думать о нем забыл. И тут след теряется. Камчатка, Париж, Южный полюс… Он может быть где угодно. У меня не выходит из головы его чемодан. Может, в нем вместо сухой колбасы была заведенная мина. Вряд ли он хотел взорвать гостиницу, даже если мы имеем дело с сумасшедшим. Судя по его желанию как можно скорее скрыться, он забыл чемодан в гостинице нарочно. В таком случае, думал он, честные люди, а в той гостинице именно такие люди и были, пошлют чемодан по адресу, который он оставил. Чемодан, естественно, погрузят в поезд, и наверняка в почтовый вагон. Там он и взорвется. Эта акция прямо рассчитана на почтовые вагоны. Обычно их прицепляют сразу за паровозом, который пострадает в первую очередь. И если мы не раскопаем это дело, то через год у нас не останется ни одного почтового вагона и все паровозы выйдут из строя. Едва успели мы после тяжелых лет привести все в порядок, как снова начинаются неприятности.
Я хотел было уже попросить этого трудягу Карличека вынуть из портфеля рапорт и прекратить свою болтовню, как вдруг он, порывшись в карманах, что-то вытащил оттуда. Значит, самое главное он оставил под конец.
– Вот моя личная находка, – сказал он. – Они лежали между рельсами, по которым прошел поезд с деньгами. Шагах в тридцати от места, где застрелили девушку.
И он показал мне две одинаковые довольно старые гайки.
– Если взглянуть на них с внутренней стороны, – добавил он спокойно, повернув одну из гаек против света, – то видно, что резьба поблескивает. Значит, их недавно откуда-то вывинчивали. – Он встал и положил обе гайки на стол. – Спорим на что хотите, что к ним подойдет ваш французский ключ.
4
С минуту я молча рассматривал гайки. Французский ключ, без сомнения, подходил к ним, это не стоило даже проверять.
Но место, где их нашли, вызвало у меня неприятную и, пожалуй, даже тревожную мысль. Правда, пока я оставил ее при себе.
– Вы что, сами отправились на поиски? – спросил я наконец.
– Ну да. В воскресенье. На собственные средства. Разодрал вконец пару ботинок, но, как видите, мне повезло. Отважным всегда везет.
Вид у Карличека был не такой уж отважный.
– Ваша находка, вероятно, очень важна, – сказал я наконец, – и ваши личные затраты мы вам возместим. Правда, не к чему было вам действовать, как частному детективу.
– Пришлось, – пожал он плечами, – мне бы не поверили, скажи я, что отправляюсь специально искать эти гайки. Это во-первых. А во-вторых, уголовный розыск – это уголовный розыск. И гайки – это гайки. Но как работника уголовного розыска, меня интересуют не вывинченные гайки, а беременность убитой девушки. Эти гайки надо было искать вам, они не в нашей компетенции, но в свою очередь в ваши функции не входит обследование места убийства. Нас с вами по-глупому разделяют одиннадцать километров, вот почему я и решил действовать частным образом, пока наши организации договорятся о сотрудничестве. Мне все равно, даже если за разорванные ботинки я ничего не получу.
И Карличек заморгал, преисполненный чувства собственного достоинства.
– Скажите, пожалуйста, – сказал я уже более миролюбиво, – как вы пришли к мысли искать там гайки?
– Все очень просто, – охотно ответил Карличек. – Я предположил, что небольшое происшествие на 286 -м километре является частью большого происшествия на километре 297,3. Я сейчас вам все объясню. Покушение на поезд готовили как раз в том месте, где убили девушку, а французский ключ нашелся через одиннадцать километров, там, где вагон взорвался. Поэтому я решил, что в вагон не вмонтировали что-то, а скорее вывинтили какую-то гайку. О всяких там гайках и болтах я думал с самого начала, но больше всего надеялся, что на 286-м километре должен был остаться какой-то след, на который уголовный розыск не обратил внимания, и, понятно, ведь не могла же девушка погибнуть из-за какой-то там гайки. Вы вообще там не искали, а пробовали ключ только на всяких гайках взорванного почтового вагона и, разумеется, ничего не нашли; мы же искали только следы, относившиеся к убийству. Правда, мы подумывали объединить оба случая, но у нас в руках не было конкретного связующего звена. Теперь это звено у нас есть. Вместо гаек я, правда, мог там найти и что-нибудь другое, но нашел гайки. Вот и все.
Я несколько раз прошелся по комнате.
– Значит, вы их нашли между рельсами?
– Да, почти посередине.
– Поездов проходит там немало, – сказал я. – Откуда у вас такая уверенность, что эти гайки из
