– Раз она не дома, значит, с тем типом. А если нет, тогда уж и не знаю где. Выписываться от нас она не желает.
– А выбросить ее на улицу мы не можем, – добавляет Винерт.
И снова под взглядом жены замолкает. С серьезностью, свойственной действительно сильным натурам, она опять спрашивает:
– Скажите, что-нибудь случилось?
– Да, – говорю я. – Вашей дочери больше нет в живых.
Я знал, что Винертова перенесет это спокойно. Она чуть меняется в лице – только слегка сдвигает брови. Но тут же овладевает собой и, крепко сжимая спинку стула, садится. Правда, садится с трудом, словно на несколько секунд куда-то девалась ее энергия, но уже видно, что это известие не сломит ее.
Винерт всплескивает руками и кричит:
– Что, что такое? Она умерла?
Я не обращаю на него внимания.
– Пани Винертова, – говорю я, – ее убили. Мы подозреваем в этом ее любовника. Но его до сих пор не удалось задержать и нам не известно, кто он. Вы не могли бы хоть что-то сказать о нем?
Винертова молчит. Ее муж начинает в волнении бегать по комнате.
– Разве Итка нам что-нибудь рассказывала! Мы об этом и сами не имеем никакого представления. Что посеешь, то и пожнешь. Я всегда говорил, что это темная личность!
– Замолчи!
Винерт мгновенно замолкает. Его жена приказывает ему, словно послушному псу.
– Я считала, – говорит она, глядя мне прямо в глаза, – что ей неплохо живется.
– Жаль, – отвечаю я, – что вы так мало ею интересовались.
Винертова кладет руки на стол и медленно сжимает их в кулаки. Но продолжает говорить спокойно, даже холодно.
– Знаете… это судьба. Я тут ни при чем. Мой первый муж был человек бесхарактерный, слабый… А потому делал вид, что ищет какой-то смысл в жизни. Это свойственно слабым людям. Но все это просто увертки, обман и эгоизм. И я имела право с ним развестись. Итка любила его больше меня, но суд отдал ее мне. А я была молода, мне хотелось жить. Итка считала отца жертвой, а меня черствой эгоисткой. Но эгоисткой-то была она. Как большинство детей. Я защищала свой дом, свою семью и не собиралась из-за дочери похоронить себя. Пять лет назад умер ее отец. Мы с мужем живем неплохо, и Итка это видела. – Винертова произносит последнюю фразу с вызовом. – Но она с первой минуты возненавидела своего отчима, хоть он и старался быть ей неплохим отцом. Но все было напрасно, они стали смертельными врагами. Он все чаще убегала из дому. К своему отцу, к знакомым. Натерпелись мы с ней. Потом она начала сама зарабатывать, стала самостоятельной, и мы надеялись, что она образумится, поселится отдельно от нас. Ведь сюда она возвращалась неохотно. После работы отправлялась куда-нибудь развлекаться, и знакомые у нее были соответственные. Квартиры она себе не нашла, хотя вроде и искала. Снимать комнату ей не хотелось, да и не каждый пустил бы ее к себе. Я уже не могла с ней ничего поделать. Она мне стала чужой. Она не раз упрекала меня, что я бесчувственная, отравила ей детство. Даже став взрослой, Итка ничего не поняла.
– Но она нам за все отплатила, – прерывает жену Винерт. – Она ходила задрав нос. Я недавно сказал ей, чтобы она лучше переезжала к тому типу, пока я ее не выкинул отсюда, но она меня оборвала, никуда, мол, она сейчас переезжать не собирается.
– Перестань!
Винерт смолкает, словно внезапно онемев, а Винертова холодно продолжает:
– Она заявила, что уйдет, только не сейчас. У нее был какой-то план. Думаю, это было связано с тем человеком. В чем-то они не поладили. В последнее время ее что-то беспокоило. Мы так и не знаем, кто он. Она никогда не называла его имени.
Винертова встает.
– Пойдемте со мной!
Я молча иду за Винертовой. Она ведет меня через супружескую спальню в небольшую комнату.
– Вот здесь она жила.
Винерт, нахмурившись, следует за нами. Участковый замыкает шествие.
Комната больше похожа на детскую, чем на жилище молодой девушки. На стене в рамке фотография улыбающегося мужчины. Нетрудно угадать, что это отец Итки.
Винертова выдвигает ящик туалетного столика.
– Итка не знает, что у меня второй ключ, – говорит она и вынимает из ящика небольшую коробочку. – Все это лежит здесь уже месяца три. Должно быть, подарочек приготовила для своего кавалера. Ему уж давно пора его получить.
– Вы хотите сказать, что они поссорились?
– Да, – без колебаний говорит Винертова.
Может, это и не так. Но с другой стороны, она – мать, и уж кому, как не ей, почувствовать перемену в настроении своей дочери… Я открываю коробочку. В ней на черном бархате покоится золотая зажигалка. С обеих сторон на блестящей поверхности выбита монограмма – Г. Ф.
Зажигалка явно дорогая. Швейцарского производства. Разумеется, контрабандный товар. Монограмму наверняка сделали позже, уже у нас. Несомненно, это подарок мужчине, чьи инициалы – Г. Ф. Человек этот
