упоминания молотка он чуть-чуть помедлил, как бы смутился. Так что, по сути, одним этим словом Калвейт сам о себе все сказал, и у меня больше не оставалось никаких сомнений. Его ошибка, по-видимому, объяснялась тем, что он пять часов подряд находился в чрезвычайном нервном напряжении, а это обстоятельство наконец дало о себе знать.
– Ах, вот как это происходило… – в раздумье протянула Уласе. – А после этого вам оставалось только взять его под стражу?
– Я бы так не сказал, – улыбнулся Гирт. – Арестовывать его, во-первых, у меня вообще не было никаких прав. Да тут еще у Ирены возникла идея, что ее отравили… Мне, правда, сразу показалось – очередная истерика; Расма тоже так думала. Я решил устроить Калвейту еще одно испытание – сказать, будто знаю, кто убил Юриса и зачем. В этой связи я заговорил о платиновых доспехах и высоких горах. Фраза, должно быть, в самом деле звучала слишком высокопарно, но Калвейт тут же смекнул, в чем дело. С этого момента он мог решиться на попытку к бегству, во всяком случае, я должен был считаться с такой возможностью – этот человек доказал убийством, что готов на все и ради спасения своей шкуры не оставит не использованной ни одной лазейки. «Отравление» Ирены сослужило добрую службу: я мог, не привлекая к его уходу особого внимания, выслать Алберта в коридор. Разумеется, я отнюдь не был уверен, что он согласится выполнить мою просьбу, но в этот раз Алберт, к счастью, не стал упрямиться. Одну ошибку я все-таки допустил – предположил, что преступник решится выйти из дому через дверь. К сожалению, Калвейт предпочел окно, и из-за этого подверглась опасности Расма… Ну, а дальнейшее вы сами видели.
– Да… А потом в милиции он признался?
Рандер покачал головой:
– Нет, Калвейт не сказал ни слова. Он молчал до последнего… Только после того как экспертиза обнаружила небольшие следы крови и сиропа на его одежде и носовом платке, когда в погребе были найдены ворсинки его одежды и, сверх того, неопровержимо доказано его участие в другом преступлении, которое, в сущности, и было причиной убийства, – только тогда этот человек, наконец, признался, и события прояснились во всех мельчайших подробностях.
Гирт отхлебнул кофе, который успел остыть, затем продолжил:
– А теперь насчет платины. Сперва мы должны сделать небольшое отступление в прошлое. Как вы, может быть, уже знаете, Калвейт когда-то работал с Юрисом на заводе Н. Потом перешел на другое предприятие, но окончательно связей с прежним местом не порывал. Короче, события развивались примерно так: один техник воровал на заводе платину. Из этого ценного металла изготовлялись контакты для особых моторов, каждый контакт весил всего несколько граммов. Пользуясь отсутствием надлежащего контроля, он добился, что часть моторов время от времени списывалась, после чего отщипывал дорогостоящие контакты и выносил их с завода. Подобным образом этот техник унес несколько килограммов платины… С самого начала он был связан с Калвейтом. Украденный металл надо было, так сказать, реализовать. Калвейт выступил посредником. Он установил связи с одной из республик Закавказья и возил добычу туда. Местные спекулянты, у которых за рубежом были родственники, с их помощью тайком переправляли платину через границу. Вся эта афера, как вы можете себе представить, приносила им баснословные барыши. Однако долго продолжаться так не могло. Наши коллеги на юге уже осенью напали на след преступления, и он привел их в Ригу. Отдел, в котором я работаю, такого рода преступлениями не занимается, тем не менее на совещаниях у начальства мне доводилось про него слышать. Следствие по этому делу недавно полностью закончилось, но это уже, как говорится, «из другой оперы», поэтому подробнее я на этом останавливаться не буду. Словом, как только в тот вечер я услышал про платину и вдобавок вспомнил про упомянутое Калвейтом Закавказье, у меня сразу возникла мысль, что он связан с этим хищением.
– А какое отношение ко всему этому имел Инсберг?
– Юрис заметил незаконные махинации техника. Каким образом это произошло, мы никогда уже не узнаем. Но как бы там ни было – у него возникли против вора подозрения. Разговорившись на именинах о делах на заводе, Юрис, не подозревая о роли Калвейта в этом преступлении, рассказал ему о своем открытии и о том, что намерен сообщить о хищении куда следует. Хотел ли он это сделать в понедельник, после возвращения в Ригу, или, быть может, рассказать мне там, в Межажах – не знаю. Более вероятным представляется второй вариант. Так или иначе, Калвейт понял, что над ним нависла опасность. Как-никак он из этой аферы с платиной извлекал тысячи рублей, а главное – ему было ясно, что его ожидают долгие годы тюремного заключения.
Нужно отметить, что это вообще был весьма занятный тип. Он, несомненно, страдал комплексом неполноценности, который заставлял его ненавидеть многих людей. Так, например, выяснилось, что к Юрису он втайне со студенческих лет питал возраставшую с годами ненависть из-за его способностей, научной степени, материального положения и так далее. Довольно странным выглядит его поведение и после того, как с помощью своих махинаций он обзавелся деньгами. Будучи холостяком, Калвейт жил один, ни с кем не знался, не имен даже близких друзей. Жил как-то очень скромно-тихо, невзрачно. Однако оказалось, что так было только здесь, дома. Время от времени он уезжал на юг и там, где его никто не знал, давал себе волю, развлекался, как хотел, изображая из себя «миллионера». В таких случаях он позволял себе все: номера «люкс» в гостиницах, дорогие коньяки, женщин. Тут же следует оговориться: все это проделывалось в определенных рамках. Достаточно осторожно, не слишком броско и, если так можно выразиться, солидно – без каких-либо скандалов и дебошей. Узнав, что Юрис вот-вот предаст гласности незаконный источник его доходов, преступник хладнокровно решил его убить – другого выхода у Калвейта, с его точки зрения, не было; он слишком хорошо знал вора, чтобы не сомневаться: тот назовет всех соучастников, как только его арестуют… Ну, а кроме всего прочего, – Гирт пожал плечами и усмехнулся, – может быть, у Калвейта была какая-то лишняя хромосома. По новейшим исследованиям некоторых генетиков, у преступников такая якобы имеется.
– Не знаю, – тихо сказала Уласе, скривившись от отвращения, – но мне все убийцы кажутся ненормальными.
– Я разделяю ваши чувства, – кивнул Рандер. – Только скажу вам, что ваш взгляд очень «неюридический». Если руководствоваться заключением врачей, то Калвейт был вполне нормален, или, как принято говорить, вполне вменяемый.
– Конечно, это я понимаю. Но скажите, пожалуйста, как он его убил?
– Весь вечер Калвейт ждал подходящего момента. Он настал незадолго до девяти, когда Юрис вызвался пойти за вином. Молоток из мастерской преступник вынес заранее и спрятал в коридоре под нижней ступенькой лестницы. Услышав, что Юрис собирается лезть в погреб, Калвейт незаметно выскользнул из зала, вынул из пальто Юриса перчатки, сунул молоток во внутренний карман пиджака, зашел в столовую, погасил свет и стал ждать. В это время мы с Албертом в кабинете смотрели телевизор, вы находились в спальне, Ирена сидела в «будуаре», листая журнал, Зирап занимался в зале радиолой, а ваш муж разговаривал с Расмой. В девять часов, когда Юрис опустился с верхнего этажа, Калвейт проводил его на кухню, тайком надел перчатки, дождался, пока Юрис откроет люк и, пригнувшись, поставит ногу на первую ступеньку, вынул молоток и сильно ударил им свою жертву по затылку.
