Ингрид с мужем должны были приехать немного попозже, они хотели отпраздновать Рождество в Гростенсхольме.
Дан и его близкие глубоко заблуждались, если полагали, что в лице Венделя Грипа встретят жалкого калеку, оплакивающего свое увечье. Вендель Грип излучал жизнерадостность, он свободно передвигался по дому, не смущаясь, что его увидят ползущим или цепляющимся за скобы, которые Анна-Грета велела прикрепить во всех наиболее важных местах в доме. Вендель больше всех радовался гостям и с нетерпением ждал долгих и интересных бесед с Даном.
Сын Венделя, Эрьян, истинный сконец, тут же показал Даниэлю и хлев, и конюшню. Даниэль с трудом понимал его сконский говор. Тем не менее мальчики быстро сошлись, оба были спокойного нрава, Даниэль не чурался дружбы с Эрьяном, который был младше его на пять лет. Как часто бывает, младший с благоговением относился к старшему, и Даниэлю немало льстило преклонение перед ним Эрьяна.
Однако все вечера он с удовольствием присутствовал при беседах своего отца с Венделем. Эрьяна к тому времени отправляли спать, тем более, что смысл бесед все равно был ему не понятен. Дан оказывал своему сыну честь, позволяя ему оставаться со старшими.
Может быть, ему не следовало этого делать.
А может, все было предрешено заранее и Даниэлю так или иначе суждено было узнать о Таран-гае.
На кухне Анна-Грета и Маделейн готовили обед на второй день Рождества, Кристиана и кухарка уже ушли спать. Анна-Грета сначала робела обращаться на «ты» к изысканной Маделейн. Однако у Маделейн, происходящей из знатной семьи, хватило ума и такта внушить Анна-Грете, дочери небогатого арендатора, что они по положению равны.
Анна-Грета с восхищением смотрела, как Маделейн положила на пудинг несколько лишних ягод.
— С твоей стороны было так благородно принять в семью сына Дана, — сказала она вдруг.
— И я ни разу не пожалела об этом, — улыбнулась Маделейн.
Анна-Грета мечтательно смотрела вдаль. Она с годами располнела, но полнота была ей к лицу.
— Я тоже с радостью приняла бы ребенка Венделя из Сибири, если бы мы могли забрать его в Швецию.
— Значит, Вендель не забыл его? — осторожно спросила Маделейн.
Анна-Грета наклонилась над столом и стала нарезать жаркое.
— Он никогда не говорит о нем. Но я-то знаю, что творится у него на душе. Между прочим, он очень гордится Эрьяном, — вдруг переменила она тему разговора, и Маделейн поняла ее.
Тем временем в гостиной Вендель развернул нарисованную им самим карту.
— Смотрите, — сказал он, и все склонились над картой. — Вот Карское море. А вот Обь, по которой я плыл. Большой мыс, что выдается в море, — полуостров Ямал, я не знаю точных его очертаний, но это не имеет значения.
— Значит, самоеды увезли тебя от устья Оби, через перешеек полуострова Ямал и дальше в Карское море? — уточнил Дан.
— Совершенно верно. Вот в этом заливе находилась летняя стоянка самоедов- юраков.
— Ты полагаешь, что именно там и остался твой ребенок?
— Я бы отдал жизнь, чтобы точно узнать, где он, — тихо сказал Вендель. — А вот тут, на западе, и лежит Таран-гай. — Дан с сыном внимательно рассматривали карту.
— Подумать только, как далеко на север заходит тайга.
— И в самом деле странно. Как видите, тайга тянется от северной оконечности Уральского хребта и до самых гор, которые достигают моря. Все это и есть Таран-гай. Этот край трудно назвать страной, и я не думаю, что русским известно о его существовании, но между тем, он существует.
— И там ты узнал, что Тенгель Злой, возможно, жив до сих пор?
— Да. Я не придал этому значения — уж слишком это невероятно. Но ты писал мне, что тоже слышал об этом.
— Верно.
Вендель Грип откинулся в кресле. Он был белокурый, как в юности, и жизнерадостный, но Дан видел на его лице следы тяжелых страданий.
— Все это очень занятно, — сказал Вендель. — Но одного я все-таки не понимаю: что Тенгелю Злому понадобилось на юге Европы, если он действительно там был, как ты предполагаешь.
— Я бы сам дорого дал, чтобы это узнать, — отозвался Дан.
В комнате воцарилось молчание.
— Боже, если бы я мог попасть туда! — страстно прошептал Вендель.
— В Таран-гай?
— Нет уж, благодарю покорно! Хоть мне и трудно забыть дивную, таинственную красоту Таран-гая, его флейтистов, играющих в нагретом солнцем лесу, капли дождя на хвое, — я больше никогда не ступил бы ногой на эту землю. Если бы, конечно, мне было чем ступать, — иронично добавил он.
Дан выпрямился в кресле.
— Ты сказал, флейтисты?
Вендель с удивлением отметил про себя его волнение.
— Да, таран-гайцы лучшие в мире флейтисты. Они всегда играли на флейтах и играют до сих пор. Почему это тебя так взволновало?
— Потому что, когда Тенгель Злой был в Гамельне, у него с собой была флейта. Из-за нее жители и прогнали его из города, приняв за крысолова.
Теперь насторожился Вендель.
— Дан, — задумчиво начал он, — если все, что ты говоришь, правда, то, может, Тенгель совсем не случайно пришел в Гамельн.
— Вполне возможно. Насколько я знаю, он расспрашивал о пещерах Гарца.
— А ты не допускаешь, что он искал именно крысолова? Так сказать, родственную душу. Может, он по какой-то причине хотел найти другого флейтиста?
Дан скептически отнесся к его словам.
— Но Гамельнский крысолов — сказочный персонаж.
— А Тенгеля Злого и всю фантастическую историю Людей Льда ты считаешь более вероятными? Я, например, уверен, что история крысолова более правдоподобна, чем история Людей Льда, мы даже знаем, когда он явился в Гамельн — в 1284 году!
— Из этого следует, что Тенгель Злой побывал в Гамельне в 1294 году, если верить, что он пришел туда ровно через десять лет после крысолова.
— Ты не искал его следов дальше Зальцбурга?
— Зальцбаха, — поправил его Дан. — Я думаю, что искать дальше бессмысленно. В Зальцбахе след обрывается, а искать вслепую — все равно, что искать иголку в стоге сена.
Даниэль нарушил воцарившуюся тишину:
— Дядя Вендель, расскажите еще что-нибудь про источники жизни! — попросил он.
Ведель посмотрел на него с грустной улыбкой:
— Я знаю только то, что мне рассказывала шаманка. У меня записано все, что я пережил
