Она подошла к могиле мужа и уронила розу на его гроб. Натаниель последовал ее примеру.
И все его семеро единокровных братьев, их дети и внуки пришли, чтобы проститься с Абелем. У него было много, много потомков.
Но Натаниель даже женат еще не был.
О, Эллен, неужели боль может быть такой сильной?
Похороны закончились.
Натаниелю нужно было как можно скорее возвращаться в долину Людей Льда, присоединиться к остальным. Сидя в машине в кортеже, направлявшемся к Линде-аллее, он проверил, как уже много раз раньше, на месте ли бутылка с чистой водой. Она была на месте. Непросто было держать ее при себе все время, особенно в больнице, когда он был так ужасно слаб. Он очень боялся, что кто-нибудь из людей Тенгеля Злого проберется туда и выкрадет у него бутылку, поэтому, как только медсестры вышли из его палаты, он поспешил как можно глубже запрятать ее под подушку.
Хорошо, что они направлялись к Линде-аллее. Именно туда ему и надо было, коль уж судьба забросила его в родные края.
Когда в Линде-аллее все стихло, а все, кто был на поминках, разошлись, Натаниель переговорил с Андре и Мали о том, что он задумал.
Они кивнули. Они уже поняли, что у него на уме. И они не возражали, чтобы он пошел в самую старую часть дома один.
До чего же здесь все маленькое, думал Натаниель, прохаживаясь по скрипучим, широким половицам. Какие низкие потолки! И все равно — когда-то это наверняка была весьма впечатляющая усадьба.
Все было как тогда, когда Тенгель и Силье приняли Линде-аллее от семейства Мейден. Да, конечно, без ремонта обойтись было нельзя, но он был сделан очень искусно и почти незаметно.
Холл… Туда-то ему и надо.
Портреты четырех детей. Суль, Лив, Даг и Аре, все они были там. Несмотря на тщательную реставрацию, прошедшие четыре века оставили на них свой след. Это неизбежно. Когда Силье написала их, они имели более светлые тона.
И еще окно. Маленький витраж Бенедикта Малера. Неужели оно и правда такое маленькое? Это же не окно, а просто узенькая бойница! Как мог Ульвхедин в нем что-то разглядеть? И почему никто другой не увидел ничего позже? Никто — ни отмеченные проклятьем, ни избранные.
Но много ли в Линде-аллее было таких после Ульвхедина?
Бенедикта. Одна-единственная. А сейчас и она ушла, он не мог спросить ее.
Или мог?
— Тенгель Добрый, — негромко позвал он. — Я хотел бы поговорить с Бенедиктой. Это можно устроить?
Он немного подождал. Наконец услышал хорошо знакомый приветливый голос Бенедикты:
— Шикарные похороны были, Натаниель! Огромное вам всем спасибо. А мне дана привилегия, о которой, наверное, мечтают все: сидеть возле органа и смотреть на собственные похороны. Боже, сколько же хорошего было сказано! Подумать только: я была такой выдающейся личностью, а я-то и не догадывалась!
Ее знакомый умный смех так и звенел у него в ушах. Но он очень удивился, когда увидел ее. Потому что это была не та Бенедикта, которую он знал. Это была молодая женщина, одетая в такую же простую тунику, что и Халькатла. Бенедикта вряд ли смогла бы выиграть когда-нибудь конкурс красоты, но к чему это? Она обладала гораздо большим, она была такая милая и привлекательная, что Натаниель совершенно растрогался.
— Понятно теперь, почему Сандер Бринк просто потерял голову от тебя, — улыбнулся он.
— Спасибо, — сказала она застенчиво, и это ей очень шло. — Я тебе нужна?
— Да. Ты помнишь, что говорил Ульвхедин на Горе Демонов? Что он что-то видел однажды в окне Бенедикта. И не мог понять, что. Ты единственная из отмеченных проклятьем, кто жил в Линде-аллее после него. Да и вообще — Ульвхедин лишь гостил здесь недолго. Ты видела что-нибудь?
— Да, — сразу же ответила Бенедикта. — И тут же отреагировала, когда услышала слова Ульвхедина. Я иногда словно бы видела какое-то движение за окном, хотя там никого и ничего не было. Если я останавливалась и всматривалась хорошенько, там ничего не оказывалось. Так что я просто перестала об этом думать. Решила, что это просто блики стекла.
— Скорее всего, так оно и есть. Но я хотел бы взглянуть.
— Думаю, тебе следует это сделать. Оставляю тебя одного. Увидимся, Натаниель!
Бенедикта исчезла. Натаниель медленно подошел к маленькому окну. Шестнадцатый век, подумал он. Оно было создано церковным художником и подарено одной из его очень одаренных учениц, Силье, дочери Арнгрима…
Что же может скрывать такое окно?
За ним была липовая аллея, старая, милая аллея. И часть забора, немного леса и новые дома в приходе. Ничего особенного.
Натаниель отошел чуть в сторону, потом прошел мимо окна, так, как, должно быть, ходила Бенедикта.
Вот! Там что-то есть! Можно подумать, что что-то движется в оконном стекле, он видит движение, когда его взгляд скользит по стеклу.
Ничего больше.
Но Натаниель не собирался сдаваться так легко. Разве он не седьмой сын седьмого… и т.д., и все то, что он знал назубок? Если кто-то и должен что-то увидеть, то это он!
На этот раз он подошел к витражу вплотную. Потрогал разноцветные стеклышки, одно за другим.
Вот… Кажется, там что-то есть? В одном из углов?
Что-то пронеслось мимо. Ужасно испуганное. И вновь исчезло. Но сейчас он был более внимателен.
— Я могу это увидеть, — принялся внушать он сам себе, медленно, сосредоточенно. — Я могу это увидеть, я могу, я…
Оно снова появилось! Уже более четко! Но только в нижнем левом углу!
Лицо? Неужели это лицо?
Но там и какой-то фон. Другой, не тот, что за окном на самом деле.
— Вернись, — прошептал он. — Покажись снова! Как странно! Он видит теперь фон. Ненастоящий.
Это… это… горная пустошь?
Видение снова исчезло.
Это была горная пустошь, но он видел ее как бы вверх ногами.
Лицо! Вот оно. Натаниель попытался определить, что же это, но оно пронеслось мимо, очень быстро. И оно обращено вверх! Вверх к окну! Как будто он и стена должны были располагаться горизонтально, и сейчас он смотрел вниз на пустошь и на человека, который стоял на ней и смотрел на него снизу вверх. Прямо перед собой он видел лицо, голова была откинута назад, и еще он видел плечи. Тела видно не было.
— Вернись! Ну, еще раз! — молил он.
На этот раз ему пришлось ждать долго. Лицо пролетело мимо. Это было женское лицо с большими, перепуганными глазами, он успел это заметить, прежде чем видение вновь
