— Нет, я хотел сказать то, что у всех есть тяга к острым ощущениям. Ты охотишься на животных. Мы в городе ищем острые ощущения в другом. Убивать животных разрешено, а воровать машины запрещено. Мне кажется, здесь, в горах, так все прекрасно и чисто. Но единственно, кого я встретил здесь, так это тебя… Так что люди повсюду одинаково низменны.
Ион открыл было рот, чтобы протестовать, но не нашел никаких контраргументов.
И как все односторонние люди, чувствуя, что проиграл борьбу, он решил прибегнуть к насилию. С помощью кулаков или ружья он должен был вбить этому проходимцу в голову, что он, Ион, намного лучше этого отброса городской мусорной свалки. Ему хотелось крикнуть во все горло, что закон разрешает охотиться на животных, но парень об этом уже сказал. Он хотел сказать, что этот негодяй чуть не совершил убийство, но тут он вспомнил свой собственный выстрел в лесу и замолчал.
И сам не понимая, почему, он вдруг почувствовал, что его чудесное, дорогое, горячо любимое ружье с оптическим прицелом горит у него в руках. И он выронил его с гримасой боли на лице.
В следующую секунду ружье было уже в руках Улава Нильсена. Он прицелился в Иона его же собственным оружием!
— Чертова деревенщина, — с возбужденной улыбой произнес парень. — Ты настолько сентиментален, что поверил всей этой хреновине!
Ион чувствовал в горле комок. От страха он не в силах был ни о чем думать.
— Вот так-то, — с расстановкой произнес парень. — Так оно лучше. Повернись-ка!
Ион подчинился. Он подумал о своей семье, оставшейся в деревне, и мысленно обругал себя за проявленную слабость. Цепляясь за последнюю надежду, он сказал:
— Да, теперь мы знаем, кто из нас мерзавец.
— Вот именно, — холодно ответил Нильсен.
Ион услышал резкий звук позади себя и испуганный возглас парня. Молодой беглец качнулся вперед, и ружье выстрелило куда-то в сторону.
Он обернулся. Девушка, самая уродливая из всех, кого он только видел, сидела верхом на Улаве Нильсене, который ворочался под ней, уткнувшись носом в землю.
— Брось мне ружье! — крикнул ей Ион, увидевший в ней сообщника.
— Нет! — крикнула ему в ответ страшная уродина. — Вы хотели знать, кто здесь настоящий мерзавец? Сейчас этот мерзавец умрет!
— Нет! — закричал Ион, закрывая ладонями лицо.
Он услышал шуршащий звук летящего по воздуху предмета. Открыв глаза, он увидел, как его сокровище, его ружье с оптическим прицелом и всем остальным описало большую дугу и шлепнулось в озеро.
Он уставился на низкорослую, уродливую девушку, ощущая одновременно растерянность, облегчение и ярость.
— Я же сказала, что величайший из грехов должен погибнуть, — сказала она, криво усмехнувшись. — Ружье было слишком большим соблазном для вас обоих. И что вы из себя представляете без него?
Ион попытался сказать что-то, но у него ничего не получилось. Он никак не мог примириться с потерей ружья.
— Ты заплатишь мне за него, — кисло произнес он. Улав Нильсен поднялся на ноги и быстро пошел прочь, но тут же двое мужчин схватили его. Ясновидящему Натаниелю не стоило никакого труда найти его.
— Отец! — воскликнула Тува. — И Натаниель? Что вы здесь делаете?
— Ищем тебя, — сердито ответил Рикард. — Мы были свидетелями того, что произошло. Теперь, я полагаю, нам всем нужно спуститься в деревню.
— Она бросила в озеро мое дорогостоящее ружье, — пожаловался Ион.
Он хотел сказать это сурово, но у него получилось жалобно.
— Я видел, — ответил Рикард. — Вы получите деньги. Но на них вы лучше купите для своей семьи цветы, конфеты или одежду!
Ион ничего не ответил, но подумал: «Это уж мое дело».
— Возьмешь на себя мужчин, Рикард? — сказал Натаниель. — Мне нужно поговорить с Тувой.
Рикард кивнул. Пропустив их вперед, Натаниель пошел следом вместе с Тувой.
Сначала они молчали.
Потом Тува сказала:
— Человек всегда хватается за соломинку.
— Я знаю, — ответил Натаниель. — Для таких, как ты и я, не очень-то легко найти себе возлюбленного.
Она бросила на него быстрый взгляд. Неужели он пошел по той же дорожке? Он, что, с ума сошел?
— Мы стоим вне общества, — продолжал он, думая при этом об Эллен.
— Да, — сказала она. — Я думала, что он любит меня. А ведь тогда человек может сделать все, что угодно, не так ли?
— Да, это так. К сожалению, и преступление тоже, если это приносит радость другому.
— Значит, ты…
— Пока еще нет. Но я встретил одну девушку, ради которой готов совершить то же самое, что и ты ради него. Вызволить ее из тюрьмы! Ты в самом деле влюблена в него?
— Да что там говорить! Он называет меня огородным пугалом. И все же я немного поколдовала, и этот крестьянин обжегся о свое ружье и бросил его. Но Улав злоупотреблял моей помощью.
Немного помолчав, она добавила:
— Я чувствую себя такой одинокой, Натаниель.
— И поэтому ты становишься на сторону зла? Ты полагаешь, там тебе и место?
— Да, во всяком случае, мне не место среди преуспевающих и счастливых!
— Тува, мы с тобой избранные!
— Это ты избранный. А я просто меченая.
— Но ты предназначена для того, чтобы поддержать меня в борьбе против Тенгеля Злого.
— Почему я должна это делать? Я была рождена под его знаком. И охотно стану на его сторону. Вы все такие скучные, такие правильные!
Натаниель остановился и посмотрел на нее.
«Так, должно быть, выглядела Ханна, — думал он. — Низкорослая, коренастая, плотная, с гротескными конечностями, с лицом, покрытым родинками и родимыми пятнами, с глазками- щелочками и приплюснутым носом». «Господи… — в отчаянии продолжал Натаниель, обращаясь к Богу, как это делали многие до него в течение нескольких столетий. — С тем, что Ты даешь человеку такую безнадежно уродливую внешность, еще как-то можно смириться, ведь и Ты, бывает, проморгаешь что-то… Но в таком случае, Тебе не следовало бы давать бедняге тоскующее сердце, способность любить!»
Как ему следовало поступить с Тувой? Если она перейдет на сторону Тенгеля Злого, это будет просто катастрофой.
— Я стала злой из-за окружающего меня зла, — сказала она. — Мне хочется мучить красивых, удачливых, счастливых людей. И я так и делаю.
— Делаешь? — в ужасе произнес он.
— Конечно, — усмехнулась она. — Но пока это еще пустяки. Например, делаю так, чтобы
