рассматривали ее.
«Нет, в молодых парней я больше не влюбляюсь», — спросонья подумала Эллен. Совсем недавно она пережила любовную историю, в которой больше отдала, чем получила, и чувствовала себя теперь всеми осмеянной и униженной.
Но при более пристальном рассмотрении она с облегчением констатировала, что этот человек гораздо старше, чем ей показалось. Ему было около пятидесяти. Совершенно неопасный возраст. Прекрасно!
— Натаниель? — сонно спросила она.
Но это оказался не он. Это был уполномоченный по криминальным делам — Рикард Бринк. Он сказал, что Натаниель должен приехать позже. Сев, Эллен привела в порядок одежду и прическу.
— Который час? — невнятно пробормотала она.
— Десять. Завтрак уже ждет.
Она села за стол вместе с уполномоченным. Поговорив о том, о сем, Эллен спросила напрямик:
— Кто такой Натаниель? Или, вернее: кто он по профессии? И как его полное имя?
— Имя Натаниель дано ему при рождении, и этим можно ограничиться, потому что анонимность для него много значит. Он мой родственник, мы с ним принадлежим к одному очень необычному роду… нет это не имеет значения! Просто я знаю его лучше, чем все остальные. Думаю, будет лучше, если я расскажу тебе немного о нем, чтобы ты была уверена, что на него можно положиться.
— Спасибо, ты разжигаешь мое любопытство.
Некоторое время Рикард Бринк молчал, словно раздумывая, с чего ему начать.
— Думаю, нужно рассказать о семье его отца, — решительно заключил он. — Возможно, это слишком длинная история, но она не лишена поэтичности. Дедушка и бабушка Натаниеля жили согласно библейскому завету «плодиться и размножаться». Ты бы видела некролог, появившийся в газете, когда его дед покинул эту бренную земную жизнь! Половина газетного столбца ушла только на перечисление всех его детей. Его седьмой по счету сын Абель — все его дети носили библейские имена — пошел по стопам отца, женившись в первый раз. А сын Абеля Эфраим стал седьмым сыном седьмого сына, а ведь каждому известно, что это означает.
— И что же? — спросила Эллен.
— То, что у Эфраима должны были быть целительные руки.
— Понятно.
— Во всяком случае, он вырос, поощряемый отцом, дедом, всеми родственниками и многочисленными почитателями. К нему приезжали издалека люди, чтобы излечиться, и Эфраим прикладывал к ним свои руки с елейным выражением, и все были довольны, веря в чудодейственную силу его прикосновений. В это верили все, кроме…
По выражению лица уполномоченного по криминальным делам Эллен поняла, что сам он не относился к числу поклонников Эфраима.
— В моей семье никто не верил в это, — продолжал он после некоторой паузы. — Потому что мы лучше знали, что к чему. И среди сомневающихся была, конечно, мать Натаниеля, вторая жена Абеля, Криста. Она-то знала, в чем дело. Но она никому ничего не говорила, не желая пятнать имя его первой жены. Она прекрасно понимала, что Эфраим мошенник и шарлатан, каких надо еще поискать. Она понимала, что люди чувствуют себя выздоравливающими благодаря самовнушению — и иногда они даже на некоторое время становятся совсем здоровыми. Но к Эфраиму шло все больше и больше людей по мере распространения слухов. Кстати, у Эфраима отсутствовало чувство юмора. Он брал непомерно высокую плату за свое «искусство», а потом тайком от всех напивался, прячась в амбаре. Но клиентов у него не убавлялось.
Поэтому никто и не обращал внимания на Натаниеля.
Натаниель был восьмым сыном Абеля. И только его мать Криста знала, что таится в нем, понимая, что означают внезапный страх и выражение боли в его темных глазах. Перед сном они обычно шептались о чем-то, и мать дрожала, выслушивая ответы сына.
Криста не хотела говорить об этом своему мужу Абелю: о том, что один из его сыновей, Иоаким, был плодом случайной связи его первой жены со странствующим проповедником.
Так что на самом деле выходило так, что седьмым сыном седьмого сына был вовсе не хвастливый и бездарный Эфраим, а Натаниель. Эллен горячо запротестовала:
— Можно подумать, что ты и в самом деле веришь в то, что седьмой сын седьмого сына может обладать какими-то особыми качествами!
Рикард Бринк укоризненно посмотрел на нее.
— Я поверил в это благодаря Натаниелю, — сказал он. — К тому же Натаниель не просто седьмой сын седьмого сына. Натаниель — избранный.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Это… сейчас я не могу это объяснить, об этом так сразу не расскажешь. Могу только сказать, что мы оба с ним принадлежим к одному очень своеобразному роду, именуемому «род Людей Льда». И Натаниель — один из самых могущественных из этого рода. Если я расскажу тебе о его происхождении и о его сверхъестественных способностях, ты просто не поверишь мне. Поэтому я и молчу.
— Извини за мое скептическое отношение! — сказала она. — Продолжай, мне хочется узнать о том, на что способен этот Натаниель!
— Ну так вот, он может излечивать болезни, но он не хочет этого показывать, поскольку это не самое главное в его жизни. Он так много знает о самом себе и порой даже ненавидит свои удивительные способности.
— Значит, он не завидовал «украденному» триумфу Эфраима?
— Никоим образом. Он был просто счастлив, что никто не обращает на него внимания, он страшно боялся, что его раскроют. Видишь ли, дело в том, что он собирал силы для своей великой задачи, и не спрашивай меня, о чем идет речь. Об этом я не могу тебе рассказать.
— Понимаю, — задумчиво произнесла Эллен. — Ты ведь сказал, что ему важно сохранять анонимность.
— Вот именно. Просто он не хочет привлекать к себе внимания, пока не выполнит свою задачу. Но лично я не понимаю, как может человек браться за такое…
Рикард Бринк задумался. Эллен ждала.
— Время от времени я встречался с Натаниелем в годы его трудного детства и юности, — продолжал он. — И я видел много странных вещей, происходивших с ним. Как, например, в тот раз, когда я шел вместе с Натаниелем по проселочной дороге. Его мать дала нам с ним пять эре на мороженое, деньги нес я и потерял. Натаниель мечтательно посмотрел на меня своими меланхоличными глазами и сказал: «Монета лежит в траве, под колокольчиками, рядом с кустиком ромашек, а на дороге возле того места лежит серый в белую полоску камень». Я ни на миг не сомневался в правоте Натаниеля. Мы вернулись назад, нашли камень, колокольчики, ромашки и монету. Мороженое было спасено. «Собственно говоря, мама запретила мне показывать свое искусство кому бы то ни было, — смущенно произнес Натаниель. — Но мне так хотелось мороженого!» Он знал, что я никому не проболтаюсь.
«Я так и знала, — сердито подумала Эллен. — Я была права, это ясновидец, которого при случае используют и над которым потом тайком насмехаются. Оригинал, деревенский дурачок!»
А Рикард тем временем продолжал:
