доверчиво оперлась на него, и на мгновение его лицо оказалось так близко от ее, что она заглянула прямо в зеленоватые, мерцающие золотом глаза. То, что она в них увидела, ошеломило ее. Ошибиться в этом было невозможно — это была скорбь, такая глубокая и полная душераздирающей боли, что из глаз Силье снова хлынули слезы, она не могла их сдержать. Она смахнула их резким движением руки. Он выпустил ее и отдал вещи.
— Спасибо за твое доверие ко мне, — прошептал он быстро и тихо, так тихо, чтобы только она могла это расслышать.
Затем он попрощался и снова вскочил на коня. Она проводила его взглядом, пока он не скрылся из вида. Мучительный жар в теле не проходил.
— Ты куда-то ходила? — осторожно спросил работник.
— Да, кое-кто украл эти вещи, и я пыталась догнать. Дюре Аулсон помог мне.
Работник нахмурился.
— Дюре Аулсон?
Как раз в это время подъехала коляска Бенедикта, и разговор переключился на другое. Пока выпрягали лошадь, Силье должна была повторить рассказ.
— Дюре Аулсон? — переспросил Бенедикт, когда она закончила. — Но это не так, он сейчас не здесь. Он, действительно, был здесь?
Работник отрицательно покачал головой. Бенедикт понял это и обратился к Силье.
— Ты видела Дюре один раз в церкви. Того, кто прятался на крыше вместе с Хеммингом. Это он был здесь?
Силье смотрела на них обоих озадаченно.
— Так это тот Дюре Аулсон?
— Именно.
Она стояла, раздумывая.
— Но я думала… Кто же тогда тот, кто был здесь сейчас? Тот, кого я изобразила Дьяволом? Тот, который всегда приходит, когда я нуждаюсь в нем?
— Я знаю, кого ты имеешь в виду, я встретил его сейчас по дороге. Он выглядел совершенно удрученным, а это не сулит ничего хорошего.
Бенедикт сделал глубокий вдох. Он обменялся взглядом с работником. Потом сказал:
— Как ты переносишь мясную пищу, Силье?
— Я этого не знаю. Я хочу только знать, кто он, потому что я очень устала от всех уклончивых ответов и испуганных взглядов.
— Ты не должна никого осуждать за боязливость. Ты, действительно, хочешь знать, кто твой внушающий страх покровитель?
— Да, ради всего святого, да!
— Его имя — Тенгель, — сказал Бенедикт и откашлялся. — Тенгель — предводитель Людей Льда.
7
Тенгель — предводитель Людей Льда? Холод пробежал по ее спине, словно мокрый зверь стремительно пролетел вдоль позвоночника. В ее мозгу теснились услышанные ею раньше слова:
«У Тенгеля нет могилы. Он может иметь любой возраст — в зависимости от его желания. Он редко показывается. Продал свою душу Сатане».
— Нет! — вскрикнула она. — Нет, это невозможно!
— Естественно, что он не древний Тенгель, — сказал Бенедикт, но Силье послышалась неуверенность в его дрожащем голосе. — Это же только суеверные глупцы так думают!
Работник сделал испуганное лицо, услышав смелую речь своего хозяина. Он сказал неестественно громко:
— В таком случае, глупец каждый человек, господин Бенедикт. Вы знаете, что тот… образ имеет сверхъестественные способности.
Его способность приходить ей на помощь всякий раз, когда она в этом нуждалась. Его чувствительность к ее настроению — он всегда знал, когда она была угнетена или взволнована, он, явно, очень восприимчив. Знания в области врачевания, его обжигающие руки… И как это было, когда они встретились впервые? Она, почти мертвая от усталости, с отупевшей головой, вдруг блеснула перед людьми фогда — справилась с почти нечеловеческой задачей освобождения пленника так легко, словно это пустяк. И после этого, когда одетый в волчью шубу покинул ее, ее энергия угасла, словно отгоревшая свеча. Может быть, это была вообще не ее энергия? Но прежде всего — ее невероятно яркие сновидения о нем как о духе бездны из Страны Теней…
Силье закрыла лицо руками и вихрем влетела в свою комнату. Она бросилась на постель, забилась под овечью шкуру и натянула ее на голову. Когда к ней вошли Бенедикт и работник, она лежала, точно испуганная мышка.
— Силье, — сказал художник проникновенным тоном. — Ты ведь понимаешь, что это не он сам! Это только один из его отпрысков!
Нет, нет, ты не назовешь его так, молила она про себя. Она чувствовала что-то вроде спазмы в груди…
— Но где он живет? — вырвалось у нее. Ее голос почти потонул в овечьей шкуре. Бенедикт пожал плечами.
— Этого никто не знает. Он появляется среди людей неожиданно. И снова исчезает. Бесследно.
Она издала протяжный вой, чтобы больше не слышать. Бенедикт верит, что мой помощник — древний Тенгель, думала она, потрясенная. Что бы он сейчас ни говорил, он верит в это, он тоже. Среди «людей»! Разве мог бы он выразиться яснее?
— А он является членом мятежной ватаги? — быстро спросила она.
— Об этом я как раз размышляю.
— Но он спас молодого Хемминга в ту ночь, когда я его встретила.
— Я не знаю, какая у него связь с Хеммингом.
— Да, а кто, собственно, Хемминг? — Она почувствовала облегчение от представившейся возможности перевести разговор на другое. Бенедикт бросил на работника беспомощный взгляд.
— Этого мы, фактически, не знаем. Он появился здесь, в Тренделаге несколько лет тому назад. И с тех пор он был очень активен среди женщин…
Эти слова теперь совсем не задевали Силье. Она была теперь совершенно спокойна, когда дело касалось Хемминга. Лицо редкой красоты — это у него не отнимешь, и это пожалуй, все, что у него было.
— Я вижу, что ты забыла его, — сказал Бенедикт. — Это хорошо. Молодые девушки часто путают восхищение с влюбленностью. Они увлекаются красивой внешностью, но позже осознают, что впечатление о красоте предмета обожания возникает из их собственной влюбленности а не наоборот. — Он вернулся к теме разговора. — Хемминг жил какое-то время у одного из крестьян местного прихода, но после того, как он прибился к мятежникам, у него не стало постоянного места жительства. Он просто авантюрист. Совершенно беспринципный. Я не думаю, что он увлечен планами мятежников. Он использует их только как трамплин, чтобы изображать героя. Видимо, от него больше хлопот, чем пользы. Но ты можешь сама спросить его, где он живет.
— Нет, спасибо! Я не хочу иметь с ним ничего общего. Вор!
Бенедикт был доволен.
После того дня Силье не могла найти покоя. Загадка Тенгеля занимала ее мысли днем и ночью. Она просыпалась оттого, что громко кричала во сне. Она пыталась заставить себя размышлять хладнокровно, но это ей не вполне удавалось. Но то, что мучило ее больше
