— Они… самые опасные?
— О да, — вздохнула Элдрид. — Никто не ходит туда. Никогда!
— Почему же?
— Они могут наслать на тебя болезнь, — произнесла Элдрид почти шепотом. — Они могут испортить твое зрение, сделать тебя хромой или слепой. Они насылают порчу на коров, и те не дают молока. Они творят всякое зло. Это по их вине у нас в долине так много слабоумных.
— О нет! — решительно возразила Силье. — Кое-что я все-таки усвоила, когда приобщалась к образованию. Дворяне не имели права заключать браки с близкими родственниками, потому что на свет могли появиться нездоровые люди. Так что ни Ханна, ни Гримар, пожалуй, тут не при чем.
Элдрид больше не говорила об этом. Но Силье не могла не думать о них.
— А кто присматривает за ними? Кто знает, есть ли у них еда или нет?
— О, они справляются сами.
— Но я поняла, что они старые. Во всяком случае, она.
— Они оба старые. Но это нас не касается. Прислушайся к советам Тенгеля и держись подальше от них!
Тенгель встретил их на пороге. Он сразу стал ловить взгляд Силье, казалось, будто он тосковал по нему целый день.
— Ну, как там было? Ты кажешься взволнованной.
— Что тут удивительного? — сказала Элдрид, входя в дом. — Они ели ее глазами. Особенно парни Браттенг.
— Ты полагаешь, есть какая-то опасность? — в голосе Тенгеля сквозило беспокойство.
— Мне кажется, что у нее должен кто-то жить. А ты сам живешь так убого. Как ты справлялся с детьми?
— Суль чуть не вогнала меня в гроб своим гамом, — засмеялся он. — А мальчонка внес свою долю. Теперь он спит, наконец-то. Не понимаю, как ты выдержала, Силье. Почему ты не жаловалась раньше?
— Мне стало бы стыдно. Как подумаешь о всех тех матерях, которые имеют детей, а живут в крайней бедности. Мне же хорошо. Разве я не могу управляться с двумя?
— Я считаю, что одна Суль стоит пяти, — засмеялся Тенгель.
Но так или иначе, он нервничал. Был неуверенным и впервые с тех пор, как она его встретила, растерянным. В его глазах была печаль. Когда Элдрид пошла к себе за молоком и взяла Суль, они молчали, не зная, о чем говорить. В конце концов Силье не выдержала:
— Что с тобой, Тенгель?
Сначала он не отвечал, потом начал медленно:
— Ты… не должна была делать этого вчера вечером.
— Чего же?
— Когда я потрепал тебя по щеке…
Тогда она провела губами по его руке… Она опустила глаза, словно это могло уменьшить краску стыда.
— Я не могла не сделать этого, Тенгель. Это вышло само собой. И ты начал это сам.
Он долго смотрел на нее грустными глазами. Затем тряхнул головой.
— Не смейся надо мной, Силье! Я этого не вынесу.
— Но я и не смеюсь над тобой, — горячо протестовала она.
— Дорогое дитя, ты думаешь, я не знаю, как я выгляжу? Дикий зверь, чудовище, отверженное всеми.
— Не мной, — прошептала она так тихо, словно подул ветерок.
Он стоял совершенно неподвижно, казалось даже, что он не дышит. Силье судорожно глотнула.
— Мои чувства не могут быть для тебя какой-то тайной.
Резким движением он сел на корточки у очага и начал ворошить угли прутиком.
— Расскажи мне о твоих снах, Силье?
— О… А, о них!
— Да. Ты говоришь, что я знаю о твоих чувствах. Но это не так. Нелегко делать различия между — да, ты как-то назвала это преданностью мне — и сочувствием.
Она помедлила минуту, прежде чем опустилась на корточки рядом с ним.
— Не знаю, решусь ли я рассказать. Ты знаешь, я получила очень строгое воспитание.
— Я знаю. Но мне необходимо услышать о них. Мне очень трудно именно сейчас. И мне необходимо знать, что я не один. Что есть кто-то, кто чувствует то же самое. Кто…
— Кто рад тебе? Ты это знаешь. Но ты требуешь от меня слишком много, Тенгель. Как я смогла бы выразить в словах то, что видела во сне?
— Если ты сделаешь это, то я расскажу тебе о моих сновидениях.
Она уселась на низкий табурет и медленно подвинулась, совсем чуть-чуть. Мучительное, чувственное движение, не укрывшееся от его взгляда. Он снова повернулся к огню.
— Попытайся понять мою просьбу. Мне необходимо что-то, чем жить. У меня теперь есть нечто, ради чего жить, но ничего, чем жить в часы одиночества. Дай мне это, Силье! В моей жизни были тысячи одиноких часов. Я не знаю ничего, кроме одиночества.
Она поняла, что он имел в виду, и решилась.
— Я всегда видела во сне твои горы, — сказала она почти шепотом. — Я звала их Страной теней. Там жили ужасные демоны, которые поднимались вверх и летели к моему дому и пугали меня. Но теперь в снах появился новый элемент…
Тенгель смотрел на нее сбоку. В нем было что-то неестественно-напряженное.
— Продолжай! Ты имеешь в виду эротический?
— Да. Тенгель, я не могу. Это нехорошо.
— Нет, можешь, — прошептал он. Его руки, державшие палку, дрожали.
Что-то волнующее, возбуждающее-беспокойное вошло в комнату, разлилось в воздухе. Силье продолжала:
— Демоны… Они были теперь другими. Взрослыми мужчинами. Они желали меня, а я… лежала раздетой на лугу и… ждала кого-то. Совершенно определенного.
Лицо Тенгеля было напряженным.
— Тут прилетел демон, которого я ждала. Но он опустился поодаль у зубчатых скал. И все-таки я видела, что это был ты. И… мое тело было охвачено… пронзительным жаром. И тут я проснулась. Это был первый сон.
Она закрыла лицо руками. Тенгель осторожно отвел их.
— А теперь другой!
— Нет, ты не заставишь меня его рассказать.
— Он был… завершившимся?
— Нет, он прервался точно так же, как и первый, в решающий момент. Но я была в этом сне такой бесстыдной, Тенгель. Я хотела видеть твое тело, хотела ощущать его моей кожей… И оба раза, когда я просыпалась… Нет, я не могу этого сказать.
— Ты просыпалась с чувством желания? — спросил он, не глядя на нее.
Молчание Силье было убедительным ответом.
— Тут нет ничего постыдного, — сказал он, — так чувствует большинство людей. Я думаю, что ты, несмотря на строгое воспитание, имеешь очень сильные… — Он поискал нужного слова… — инстинкты, — добавил он хриплым голосом. — Я понял это, как только впервые увидел тебя. Такое можно увидеть в глазах…
