— Я мечтаю получить такую работу, чтобы можно было заниматься чем-то разумным, — произнесла она, обрабатывая рану. — Быть домашней девчонкой в усадьбе с такими трудолюбивыми родителями и с таким количеством батраков означает пребывание в праздности. А это раздражает меня! Держи теперь здесь, слышишь, — сказала она, обращаясь к Вемунду. — Прижми края раны друг к другу!
Он подчинился, не произнеся ни слова.
Элизабет бросила взгляд на его руки. Они обращали на себя внимание. Большие, сильные и огрубевшие от солнца и непогоды, но вместе с тем длинные и жилистые, с чувствительными пальцами.
Наконец она выбрала время, чтобы взглянуть на владельца этих рук. Он не был обычным сплавщиком леса или батраком, это она поняла сразу. Его внешность свидетельствовала о воспитанности и культуре. Ярко-голубые глаза изучающе рассматривались ее. У него был красивый рот. Элизабет была очарована его мужественным благородным лицом.
Конечно, это был столь нелюбимый матерью Вемунд Тарк.
Но что же скрывали эти глаза? Какая ужасная бездна таилась в сознании этого человека? Откуда столько горечи на столь молодом лице?
Элизабет Паладин не была ни проклятой, ни избранной. Она была обычной девушкой — но то, что она принадлежала к роду Людей Льда, не вызывало ни малейших сомнений. По характеру она больше всего походила на Сесилию и Виллему или, быть может, на Ингрид в молодые годы, но в отличие от них она была скромна и застенчива.
Ее смущение усилилось, и она покраснела от пристального взгляда Вемунда Тарка. Наклонившись, она машинально стащила с Эдвина штаны и нервно прикрыла его.
— Я должна зашить рану, — пробормотала она. — Пока он без сознания.
Современный врач заплакал бы из-за примитивности и антисанитарных условий хирургии Элизабет. Но на лесосплавщиков все это произвело глубокое впечатление. Некоторые из них даже отворачивались, увидев, как иголка впивается в кожу.
Вемунд не произнес ни слова. Между тем его взгляд, направленный на Ульфа Паладина, был весьма красноречив.
Эдвин очнулся от боли, причиненной уколами, и трое мужчин вынуждены были держать его, пока Элизабет не закончила свое дело. Старик Нильс рыдал, прося у Господа прощения за то, что в венец его творения загонялись иголки. Ему казалось, что «барышня» была ужасно нечувствительной и жестокой.
Наконец она поднялась и тщательно вычистила юбку. Они положили глухо стонущего Эдвина на телегу, которую привел отец. Элизабет кивнула головой и неуверенно улыбнулась, прощаясь с ними. На этот раз она не поехала верхом, а забралась к Эдвину на телегу. Вемунд быстро оказался на месте и помог ей перелезть через край телеги. Элизабет опять не осмелилась встретиться с ним взглядом, на это ей не хватило бесстрашия. Лошадь без седока плелась за ними.
Ульф с удивлением наблюдал за происходящим. Он не узнавал дочери, столь дерзкой и безрассудно отважной в других жизненных ситуациях.
Вемунд Тарк стоял рядом с ним.
— Я подъеду, как только мы закончим работу, если вы не возражаете?
— Нисколько, — задумчиво ответил Ульф.
По привычке Ульф, прибыв домой, поднялся сразу на второй этаж. Он постучал в дверь, и ему разрешили войти.
В комнате на стуле сидел, не горбясь, его дед Ульвхедин и выглядывал в окно. Родители Ульфа, Ион и Броня, умерли, так же как и его бабушка по отцовской линии Элиза, а вот Ульвхедин, девяносто шести лет от роду, был жив и отнюдь не выглядел немощным.
— Как там прошло с затором на лесосплаве? — спросил старик, всегда старавшийся следить за происходящим.
— Нам удалось, в конце концов, с ним справиться, — вздохнул Ульф, довольный хорошо выполненной работой.
— А что за несчастный случай у вас произошел?
Ульф вовсе не был удивлен, что дед об этом уже знал.
— Сын Нильса Эдвин попал в затор на реке. Элизабет оказалась искусным лекарем.
Он рассказал о случившемся, сел на скамью и зажег свою трубку.
— Да, она хорошая девушка, — согласился Ульвхедин.
Ульф не стал рассказывать о новой — мягкой и женственной — Элизабет. Он сказал лишь:
— Она стала своего рода гибридом. Обыкновенная девушка с
— Это верно. Я рад, что вы назвали ее в честь моей Элизы.
Внук глубоко затянулся и встал.
— Во всяком случае, мы все так счастливы, что маленькой Шире удалось справиться с кошмаром, столь долго мучившим наш род. На душе спокойно, когда знаешь, что ни один новый несчастный уродец не родился. И не родится в следующем поколении.
Ульвхедин выглянул из окна.
— Зубы дракона, — медленно произнес он.
— Что Вы этим хотите сказать, дедушка?
Ульвхедин повернул свою безобразную, но любимую голову к нему.
— Дан, который так много знал, отец Даниэля, знаешь ли, рассказывал мне о герое греческого предания, который убил дракона и посеял его зубы…
— О да! И на этом месте выросли вооруженные воины?
— Совершенно верно! Так же обстоит дело и с проклятьем Людей Льда. Если от него избавиться, может появиться новый уродец.
— То есть, Вы хотите сказать, что подвиг Ширы недостаточен?
Старик не ответил.
— Но Элизабет тогда ведь…
— Элизабет ничто не мешает.
Ульф нахмурил брови.
— У Эрьяна есть сын, молодой Арв, которым в Сконе ужасно гордятся. Необычайно привлекательный парень с голубыми глазами. У Даниэля двое детей, сын Сельве и дочь Ингела. Мы же видели их обоих! Кареглазые и шумные, веселые, без следа рокового проклятья.
— Это так. Ничто не стоит на пути у этих четверых. Однако, Ульф… Однако зубы дракона уже высеяны!
Ульф долго изучающе смотрел на дедушку. Он медленно выпустил табачный дым из носу и вышел из комнаты.
Он беспокоился за Ульвхедина. Старику было бы гораздо лучше и свободнее в Гростенсхольме у Ингрид, но Тура об этом даже слышать не хотела. Она считала своим долгом ухаживать за дедом своего мужа, а если его отправить туда, все будет выглядеть так, как будто она не заботится о нем, и что тогда скажут соседи?
Таким образом, Тура невольно тиранила старика, держалась позиции «мне лучше знать», но при этом горько жалела, что ей приходится нести этот крест — ухаживать за стариком.
Поэтому было неудивительно, что полный жизни Ульвхедин старался никому не мешать и находился в своей комнате.
Вемунд Тарк приехал, когда начало смеркаться, в той же мокрой одежде, в которой работал на речке.
