— Он отправляется к островам в половине шестого вечера. Потом мы тут же поворачиваем назад и к десяти часам возвращаемся обратно в Блосвику.
— А три брата тоже поедут?
— А как же. Один — механик, другой — рулевой, а младший — за юнгу. Так ты решил…
Однако Натаниель отнял у него всякую надежду.
— Навряд ли я успею. И я не думаю, что Эллен выдержит сегодня еще одно плаванье.
— Так ведь есть же таблетки от морской болезни, ты сам говорил, — храбро возразила Эллен, которая всей душой желала снова оказаться на суше.
Они плавно зашли в Блосвикскую гавань.
— Это он? — спросил Натаниель, показывая на старое, белесовато-серого цвета каботажное судно, тершееся о причал.
— Он самый, — с гордостью ответил Винснес.
Чем тут было гордиться, непонятно. Паром был допотопный и безобразный. Весь в обводьях ржавчины, кранцы стерты до основания. Казалось, достаточно одной огромной волны, и судно разлетится в щепки.
Их большой паром проплыл дальше, и они смогли обозреть это старое корыто с носа. На капитанском мостике гордо сияло название: «Стелла».
— Стелла? — Натаниель порылся в памяти. — Стелла? А фотографий потерпевших у тебя нет?
— Фредриксена нет. Но есть групповая, где снята вся команда.
Винснес достал из бумажника и протянул Натаниелю покоробившееся фото, на котором команда была запечатлена под капитанским мостиком.
— Вот их двоюродный брат, — показал Винснес. Натаниель кивнул.
— Этот человек мертв. Его носит где-то в море. Только он был уже мертв, когда его швырнули за борт. Ну что, Эллен, осилишь?
Она кивнула, лицо ее было бледно.
— Тогда вот что, Винснес, — сказал Натаниель. — Вечером мы будем на «Стелле».
— Превосходно! — закричал старый морской волк и расплылся в такой широкой улыбке, что его замечательные искусственные зубы могли очутиться и за бортом.
В этот вечер Натаниелю пришлось пожалеть о своем решении отправиться на старом пароме в его последний рейс.
3
Капитан Винснес, как истый рыцарь, помог дамам сойти по трапу на берег.
— Всегда питал слабость к женщинам, — признался он Туве после того, как помог сойти Эллен. — Хочешь, я тебе что-то скажу?
— Можешь себя не утруждать, — процедила Тува. Но старик не сдавался.
— Было время, я укрощал их, как укрощает цирковых лошадей дрессировщик. И малютки становились совсем ручными.
— А теперь все наоборот, — ласково проговорила Тува. — Почему бы тебе не полягаться и не поржать!
Беспрекословно опустившись на четвереньки, шкипер принялся взбрыкивать, испуская самое что ни на есть настоящее конское ржание.
— Винснес, да ты чего это? — сказал, сойдя на берег, какой-то мужчина. — Куражишься перед девицами? Постыдился бы!
Тува была в ударе.
— А теперь ты собака, — сказала она. — Ну-ка задери ногу возле той тумбы.
Винснес послушно задрал ногу — и обмочился.
— Тува! — рявкнул Натаниель, обернувшись и увидев, что приключилось. — Сейчас же иди сюда!
Она чуть было не забыла про старика: небрежно взмахнув рукой, расколдовала его и побежала догонять Натаниеля с Эллен.
Натаниель был в ярости.
— Тува, он же милый, славный старик!
— Пресмешной, — заключила она.
— Если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное, тебе придется плохо, по-настоящему плохо, — пригрозил ей Натаниель.
— Ха!
Тува приотстала от поднимавшейся вверх по дороге пары. Она уже успела понять, как много значит для нее дружба с Натаниелем — а он идет себе и распинается перед этой… этой…
«Я брошу ее в море, — подумала она, чувствуя себя глубоко несчастной и одинокой. — Вот что я сделаю!»
Натаниель был в затруднительном положении. Взять с собой девушек к фру Карлберг он не мог. И то же время ему не хотелось оставлять их вдвоем. Он видел, какой ненавистью горели глаза у Тувы, и не хотел рисковать. Он понимал, чем вызвана ее горечь. Он слишком явно выказывал свои чувства к Эллен.
Наконец он принял решение. Пусть Эллен купит себе таблетки от морской болезни и поджидает его в местном кафетерии. А Туву придется взять с собой, ничего не поделаешь. Иначе она смертельно обидится и станет еще враждебнее относится к Эллен. Эллен же, напротив, поймет его. Так он надеялся.
Объявив о своем решении, он увидел, с какой торжествующей улыбкой Тува посмотрела на Эллен и стиснул зубы.
Вручив пятидесятикроновую купюру единственной девушке, которую он когда-либо желал, Натаниель сказал:
— Вот! Считай, что это тебе на хозяйственные расходы!
У Эллен повлажнели глаза.
— Это самое прекрасное, что ты мог мне сказать, — прошептала она.
Он с грустью погладил ее по щеке.
— Если бы это могло стать явью! Если б только нам было позволено встречаться как всем нормальным людям, а то мы как незадачливые детективы, сталкивающиеся в ходе расследования какой-то невероятной тайны.
Эллен долго стояла и смотрела им вслед.
Тяжело вздохнув, она отправилась в торговый центр, где купила все необходимое для поездки, а так как после парома земля все еще ускользала у нее из-под ног, то она зашла в кафетерий. Не то чтобы она была голодна, но у нее разыгрались нервы, и она надеялась, что чашка кофе поможет ей успокоиться. Она с отвращением оглядела аппетитные, щедро сдобренные майонезом бутерброды на стойке, от запаха еды ее даже передернуло, но после того, как она промерзла на палубе, приятно было очутиться в тепле.
Вскоре она обнаружила, что все же проголодалась, и от суммы, которой ее снабдил Натаниель, осталось всего ничего. У нее завязался разговор с симпатичной женщиной, одиноко сидевшей за соседним столиком. Когда Эллен сказала, что поплывет на «Стелле», та поежилась.
— Я тоже, только я ужасно боюсь! Можно, я пойду с тобой? Я на днях плавала на ней и видела такое!
— А, так это была ты? — удивленно сказала Эллен. — Я об этом слышала. Расскажи-ка!
