Эльдар немного поерзал на месте. Ему было стыдно выспрашивать ее о постели, о том, как она выглядит в ней…
– Ночное белье какое-нибудь у тебя есть?
– Нет, – ответила она удивленно. – Я могу спать в рубашке, но я вынуждена ее беречь и поэтому пользуюсь ей не всегда.
Не пользуется рубашкой? Лежит голая, обнаженная…
У него закружилась голова, но он взял себя в руки.
– Меня зовут надсмотрщики. Завтра увидимся.
– Да, Эльдар…
Он задержался. Она положила ему руку на локоть.
– Я… хотела бы видеться с тобой чаще. Чувствую себя такой одинокой.
Он сжал рот.
– Мы должны быть осторожными. Ты же знаешь.
– Да, конечно. – Она опустила глаза и сняла руку, а затем быстро побежала в дом, маленькое существо, с качающимися бедрами и танцующими косами.
Несмотря на такую огромную усталость, что у него ломило тело, Эльдар не мог в этот вечер заснуть. Он лежал и ворочался на своей жесткой постели.
Наконец он сел, поставил ноги на холодный, продуваемый сквозняком пол.
Раз за разом он кулаком ударял по краю кровати.
– Черт, черт возьми, черт возьми, – непрерывно ругался он без каких-либо нюансов.
Он не мог найти иных слов для выражения своих чувств.
Возмущение народа неотвратимо нарастало. Причиной этого была не только любовь к отечеству, но больше всего нелепая бесчеловечность фогдов.
Движение за освобождение Норвегии разрасталось в полной тишине, превращаясь в лавину, охватывало все более широкие круги населения, в глазах угнетенных загорался фанатичный огонь. Повстанческие идеи обсуждались шепотом на постоялых дворах, на встречах в тайных помещениях…
И объект первого удара уже был определен.
Поместье Тубренн в Ромерике.
Этот объект определился сам по себе по многим причинам. Но прежде всего потому, что здесь можно было напасть на определенное лицо, пока он не подготовился к защите.
Ожидали только подходящего повода.
Тристан, этот молодой несчастный запутавшийся человек тем временем вернулся в Данию. Он, по крайней мере, внешне, избавился от своих постыдных болезней. Никто, ни родители, Джессика и Танкред, ни бабушка Сесилия, ни тетя Габриэлла, ничего не могли обнаружить. Но по вечерам он часто запирался у себя в комнате и становился совершенно иным, непохожим на себя.
Омерзительный поступок Гудрун глубоко ранил его. Как будто в него вонзился насквозь пронизывающий клинок. Она сломала и навеки испортила невинную жизнь легко ранимого юноши.
Тристан уже никогда не станет прежним. Злополучное событие в пастушьей хижине Черного леса наложило печать на все его существование. Благодаря ему, судьба Тристана сложится примечательно, но о ней мы не будем рассказывать здесь.
Тристан полностью оправдает свое имя – «Рожденный к скорби».
9
Никлас Линд из рода Людей Льда галопом примчался на лошади во дворец замка Акерсхюс.
– Доминик Линд из рода Людей Льда еще не уехал? – спросил он у дежурного офицера.
– Из Стокгольма? Пока здесь. Собирается уезжать послезавтра. – Офицер улыбнулся. – Как вижу, вы родственники. По глазам.
– Не стоит отрицать.
Сразу же после этого два троюродных брата встретились.
– Никлас? Ты скакал быстро. Что случилось? Не дядя Бранд?
– Нет. Виллему.
Доминик оцепенел.
– Виллему? Что?..
– Она исчезла. Взгляни, вот этот кусок бересты вчера вечером получил дядя Калеб.
Доминик прочел в молчании. Черные строгие брови наморщились.
– Но, дорогой, – прошептал он. – У вас есть хоть какие-нибудь следы?
