не указывалось. Но это было не важно, это не его ребенок мог быть потенциальным меченным из рода Людей Льда.
Теперь следовало найти отца последнего ребенка, Эгиля Холмсена, а также ее родственников. Возможно, она сама была носительницей этих наследственных признаков.
Если только у нее были какие-то родственники.
Ему предстояло вернуться к 1700-м годам. Перед ним стояла неописуемо сложная задача. Во всяком случае, ему следовало обратиться к началу 1800-х годов, поскольку, если Кристер Грип родился в 1774 году, он наверняка захватил начало следующего столетия.
Андре вздрогнул, услышав голос одетой в черное дамы и обнаружил, что уже несколько минут сидит, уставившись в пространство.
— Извините, — пробормотал он. — Я не расслышал, что…
— Вы что-нибудь нашли? — спросила она.
Несмотря на строгое платье и замкнутое выражение лица, в облике этой дамы было что- то привлекательное и располагающее к себе. Возможно, причиной тому был голос и манера вести себя? Нет, и ее голос, и все ее движения были резкими и неприятными. Он внимательно посмотрел на нее. Сколько же ей было лет? Где-то между сорока и пятьюдесятью. Не исключено, что она не замужем. Светлые с проседью волосы гладко зачесаны назад и стянуты в узел, черты лица невыразительны. Под глазами уже появилась сеть возрастных морщин, возле рта пролегли вертикальные складки. На таких, как она, не заглядываются.
— Да, спасибо, я нашел несколько адресов и теперь собираюсь пойти по ним, — ответил он.
Все таким же отчужденным голосом она произнесла:
— Могу ли я быть чем-то еще для вас полезна?..
— Благодарю, но я не смею злоупотреблять вашим временем.
Она слегка поморщилась.
— Ах, мой рабочий день не слишком напряженный…
Значит, ей тоже не чужды человеческие переживания?
— Ну, раз так… — торопливо улыбнулся он. — Могу ли я задать вам один вопрос?
— Пожалуйста!
Андре показал ей записи, сделанные дома.
— Взгляните, — сказал он, — здесь написано, что первого ее ребенка забрали… Что бы это могло означать?
Женщина тут же поняла, в чем дело.
— Без сомнения, его забрали в приют, — ответила она.
— А что это такое?
— Дом, куда принимаются брошенные дети. Заведение, снискавшее себе сомнительную славу. Не знаю точно, существует ли оно по сей день, ведь разговор шел о том, чтобы его закрыть. Теперь подобное заведение называется домом ребенка, но старое название «приют» прилипло к нему, словно отвратительная, клейкая липучка. Кстати, здесь есть ошибка…
— В самом деле? Какая же?
Проведя указательным пальцем по его домашним записям, она сказала:
— Здесь написано, что Петре Ольсдаттер было семнадцать, когда она умерла.
— Так она сказала моей кузине.
— Но если Вы заглянете в судебный протокол, то увидите, что она родилась в 1880 году. Андре нашел это место и воскликнул:
— В самом деле! Значит, ей было девятнадцать лет. Умирая, она, возможно, говорила неразборчиво. А может быть, у нее просто помутилось в голове. Да, мне кажется, что иметь двоих детей в семнадцать лет — это уж чересчур. Спасибо за вашу наблюдательность! И я обнаружил в протоколе еще кое-что: в ходе расследования кто-то, и возможно, родственник, заявил о розыске медальона, который должен был быть у Петры, но которого не оказалось на месте.
— Интересно, — сказала дама. — Да, медальон куда-то исчез.
— Очень жаль, — сказал Андре. — Он бы мог нам о многом рассказать…
Произнеся слово «нам», он покраснел и торопливо начал спрашивать адрес приюта. Она сказала ему этот адрес.
Поблагодарив ее за все, он покинул канцелярию.
У него оставалось время только на один визит в этот день. И он выбрал, конечно, родной дом Петры в Баккланде.
Идя по улицам Трондхейма и через мост пешком, поскольку автомобилю здесь было тесно — он думал о том, что несколько веков назад здесь бродила Силье. Одинокая, испуганная, замерзшая, бездомная. И в этот момент Шарлотта Мейден шла по лесу со своим новорожденным ребенком. В ту ночь Силье встретила Тенгеля, девочку Суль и Хе-минга — убийцу фогда.
Какой странной была эта ночь!
Это была судьбоносная ночь для Людей Льда, когда закладывалась основа нового рода, призванного бороться на стороне добра вместо того, чтобы идти в услужение к Тенгелю Злому.
Андре подумал о том, как реагировали бы Силье и все остальные, узнав о том, что ожидает со временем Людей Льда, узнав о превратностях их судеб.
Но Тенгель Добрый знал…
Давно он уже не заявлял о себе. После появления на сцене Люцифера предки Людей Льда переложили ответственность за судьбы своего рода на плечи потомков черного ангела: на Марко, и вот теперь на Имре.
Марко сказал, что они поддерживают связь с предками. Так что Тенгелю Доброму все известно.
Андре с болью в сердце думал о Марко. Он очень нуждался в нем. Но Марко не желал больше показываться. Наверное, он теперь уже состарился? Теперь его место занял Имре, светловолосый и приветливый юноша.
Но на Липовой аллее он был всего лишь один раз. В то морозное утро он стоял в дверях, держа на руках малютку Кристу. С тех пор они ничего не слышали о нем.
Их жизнь с тех пор текла спокойно. Они больше не прибегали к помощи сверхъестественных сил.
Андре оказался в квартале трущоб, ему стало не по себе: если отец Петры…
Но дом находился не здесь. Если только адрес оказался правильным, это был небольшой, но относительно благоустроенный домик, по виду не напоминавший трущобы.
Пару раз глубоко вздохнув, он стукнул дверным молотком.
Он слышал, как за забором играли дети и как смолкли их голоса.
Потом послышались торопливые шаги и кто-то с явным трудом отворил ворота.
Пятеро детей с любопытством уставились на него. Одежда у них была не слишком чистой.
— Добрый день, — вежливо произнес он. — Не живет ли здесь человек, которого зовут Ола или Ула?
Дети еще более пристально уставились на него.
В доме открылась дверь и какая-то женщина крикнула:
— В чем дело, дети? Кто там пришел?
Они нехотя пропустили Андре за ворота, и он подошел к двери, возле которой стояла женщина с растрепанными волосами и ведром помоев в руках.
Он вежливо повторил свой вопрос.
