— Бедняга! А добрый Нермаркен? Он не может…?
Тут Олавес быстро замял разговор. Он не хочет быть обузой Нермаркену! Это совершенно не устраивает его!
Тут они добрались наконец до места.
Маттиас, широко раскрыв глаза, разглядывал бараки, удивительную башню и строительные леса. Видел он и большую нору, уходящую под землю.
Они вошли в один из бараков. Там сидел грузный мужчина, тело которого свисало за пределы стула. Это был Нермаркен.
Он посмотрел вокруг, дабы убедиться, что их никто не слышит.
— Итак, ты пришел поработать на серебряных копях Конгсберга, молодой человек? — елейным голосом произнес он, обращаясь к Маттиасу, его поросячьи глаза исчезли в жирных складках кожи.
— Мне нужно заработать денег на дорогу домой, к маме. Она меня ждет.
Олавес неоднократно внушал ему: не упоминай, что дедушка помощник судьи. Нермаркен может посчитать, что ты слишком знатен для работы в копях, и не примет тебя.
Нермаркен захохотал так, что затряслось все его тело.
— Хорошо. О плате мы договоримся. Ты можешь сейчас же приступить к работе. Идем.
Олавес требовательно кашлянул, и Нермаркен сунул ему в руку несколько монет.
Не попрощавшись с мальчиком, Олавес быстро и незаметно исчез.
Нермаркен выглянул на улицу. Увидев, что путь свободен, он сделал знак Маттиасу следовать за ним. Со скоростью, какую позволяла его жирная фигура, Нермаркен направился к большой дыре в склоне холма. Они спустились вниз по длинной лестнице и оказались в подземном проходе. Там стояло несколько горящих фонарей. Нермаркен взял один из них.
— Идем, — пробормотал он таинственно и потащил Маттиаса за собой в темную пугающую глубину.
Маттиасу стало страшно. Вокруг была жуткая чернота, тяжело капала невидимая вода. Он стал упираться.
— Я не думаю, что хочу…
Огромная жирная рука схватила его еще крепче.
— Идем, мальчишка, и не устраивай скандала! Ты нанят на работу, понятно? Поздно предаваться угрызениям совести.
Маттиас проглотил застрявший в горле комок и больше ничего не сказал.
Они шли долго. Каждый раз, когда им навстречу кто-либо шел, Нермаркен прикрывал свет фонаря и тянул Маттиаса за собой в темный боковой проход.
Наконец, они оказались, как подумал Маттиас, в чреве земли.
Это было большое помещение, слабо освещенное одним-двумя смоляными факелами. Человек, постоянно обходивший помещение, то и дело рявкал на рабочих на скверном норвежском языке.
— Хаубер, возьми этого, — промолвил Нермаркен. — Он мал, худ и будет хорошей заменой ушедшему.
— Тот был плаксой и беспомощным существом, — проворчал Хаубер с кислой миной на лице, производя при этом далеко недоброе впечатление. — Но, стоило мне однажды пошутить с ним, стал совсем иным.
— Это штейгер, — сказал Нермаркен, обращаясь к Маттиасу. — Ты ему обязан слепо повиноваться, в противном случае он знает, как обращаться с такими парнями.
Ничего больше не сказав, он удалился.
Вскоре Маттиас узнал, что за работу он должен выполнять. В этом штреке вместе с ним работали пять мальчиков. Их посылали в только что проделанные тесные орты[1]. Часто эти проходы были столь узки, что взрослые не могли в них проникнуть. Вначале Маттиас не понимал всей опасности работы. Она ему казалась только страшной. Он представлял себе, что там, в темной глубине, куда его заставляли ползти, живут отвратительные черепахи или змеи, или даже тролли. Ему дали небольшую кирку и с ее помощью он должен был отбирать пробы грунта для взрослых, чтобы они смогли определить, стоит ли разрабатывать дальше эти орты. Мальчики были полезны и при обвалах — они могли пролезать в узкие проходы или щели в горной породе. Недостатка работы для них никогда не было.
В первый вечер он узнал о многом. По правде говоря, он не знал, что наступил вечер, но догадался об этом, когда взрослые отправились по домам.
Он распрямил заболевшую спину и хотел последовать за ними.
— Э, нет, — остановил его штейгер Хауберг. — Думаешь, хороша работка, а? Ты будешь жить там, вместе с другими.
Он показал на закоулок, напоминавший небольшой зал.
Маттиас, удивившись, направился туда. Он вошел в тесное помещение, где потрескивала, шумела и излучала желаемое тепло печь. Вытяжная труба уходила вверх через скальный потолок, видимо, они находятся не так уж глубоко под землей, как он думал вначале. Днем этой печью пользовались мало, а по ночам она служила источником тепла для тех, кто ночевал в шахте.
Это были маленькие мальчики.
Сейчас здесь находились остальные три парня, выжидающе глядя на Маттиаса, пока он стаскивал со спины большую защитную накидку, начинавшуюся на голове капюшоном и спускавшуюся вниз до самых колен.
— О, господи, — воскликнул один из них, довольно несимпатичный мальчишка школьного возраста. — Они, что, уже начали набирать сосунков?
— Как тебя зовут? — спросил самый большой из них ломающимся голосом подростка, показавшимся Маттиасу более благожелательным и спокойным.
— Маттиас Мейден, — немного дрожа, ответил тот. — Мне восемь лет. А как зовут вас?
Несимпатичного звали Серен. Большого Калеб. Удивительное имя, подумал Маттиас, не подозревая, что оно тоже библейское, как и его собственно. Третьего, ноги и руки которого были в повязках, звали Кнут.
— Кнуту тринадцать лет, — пояснил Калеб. — Он здесь дольше всех нас. Его мучает ревматизм, и долго ходить он не может, да и выглядит плохо. И грудь у него больная.
— Ужасно, — воскликнул сочувственно Маттиас. — Почему же ты не идешь к врачу?
Он был поражен тем горьким смехом, какой был вызван его простым вопросом.
— В прошлую неделю нас было четверо, — продолжал Калеб спокойным, вызывающим доверие голосом. — Но с твоим предшественником случилась беда.
— Такое рано или поздно произойдет с каждым из нас, — холодно произнес Серен. — Они пошлют тебя в штрек, на который уже не полагаются, и вдруг… ба… бах… скала прихлопнет тебя.
— Ты имеешь в виду… все обвалится?
— Точно! Такое случается здесь со многими мальчиками.
— Но ведь они не имеют права… — начал Маттиас испуганно.
— Не имеют, — сказал Калеб. — Но никто из людей, имеющих какой-либо вес, о нас ничего не знает, а кто осмелится донести о нас, с тем быстро разделаются. Несчастные случаи в шахте устраиваются легко. А сейчас ешь те противные куски пищи, что, бросают нам, как собакам!
— Но когда же нам позволят выйти отсюда? — спросил Маттиас, и у него затряслась
