Танкреда.
Калеб успел довольно хорошо узнать четверых из этой компании. Один барон, один маркграф, одна маркграфиня и один маленький крестьянин.
Маттиаса он уже знал. Андреас был плотным восьмилетним мальчиком, предпочитавшим играть в одиночестве. Спокойно улыбаться, когда скатывался по перилам лестницы, и с огромным спокойствием посматривать на дикие игры других детей.
Двойняшки весьма отличались друг от друга. Танкред появлялся повсюду, был быстр, мужествен, с явным проблеском юмора в карих глазах и с темными волосами. Изначальный медный оттенок пробивался только, как отблеск в солнечном свете.
Маленькая Габриэлла, которой так же, как и брату, исполнилось семь лет, не отходила от Калеба. У нее была кукла, которую она оставила на лестнице, где сидела сама и уложила ее «спать», укрыв прекрасным кружевным носовым платком. Изредка она бросала взгляд на Калеба, чтобы убедиться, здесь ли он.
Абсолютно гладкие волосы Габриэллы были заплетены в две косички, которые то и дело падали на кровать куклы. Терпеливо она отбрасывала их назад за спину. Волосы были черны, как смоль, а глаза темно-карие, унаследованные от рода Паладинов.
Маттиас уселся в стороне от всех.
— Мама сказала, что о Колгриме никто не произнес ни одного худого слова. И, кажется, на нее это произвело приятное впечатление. Все говорили, что он был человеком, на которого пало больше всего греха в нашем роду. Что он совершенно не мог противиться этому. Я тоже так думаю. Колгрим был хорошим человеком.
Калеб не знал, что сказать в ответ. Поэтому он промямлил что-то невнятное.
Маттиас продолжал:
— И Бранд и Матильда сказали, что последним словом Тарье было «Корнелия», и он улыбнулся счастливой улыбкой. Матильда подумала, что Тарье встретился с Корнелией. Я думаю, это прекрасно. Ты согласен?
Габриэлла посмотрела на Калеба. Она также ждала его ответа. Он попал в оборот; потустороннее было вне его понимания.
Раздавшийся крик и плач спасли его. Споткнулся один из детей прислуги. И сейчас он, сопровождаемый целой свитой, шел, зажав рукой пораненное колено, к Калебу в надежде, что тот ему поможет.
Калеб, Маттиас и Габриэлла тут же пришли на выручку. Маттиас был самым старшим из детей, ему уже было почти одиннадцать. И потом у него появились мускулы.
Втроем они взялись за лечение ободранного колена. Остальные окружили их кольцом.
Калеб обратил внимание, какую мягкую заботу проявляла Габриэлла.
— Какая ты ловкая, — сказал он, покраснев. — Ты должна посвятить себя такому делу.
— Я всегда готова помочь другим, — ответила она серьезно, не обращая внимания на то, что Калеб без должного уважения обращался к маленькой представительнице знатного рода.
— Я тоже, — сказал Калеб.
Мальчик с поцарапанным коленом стащил прекрасное кружевное покрывало с куклы и вытер им нос и слезы. Габриэлла даже глазом не моргнула. Мальчишке оно пригодилось для дела, а это главное.
С потерей Тарье семья по-настоящему смириться не смогла никогда. Глубокая скорбь запала в их сердца. Скорбь, которая не покинет их в течение всей жизни.
Они унесли с собой в могилу и тайну. Тарье и Колгрим. Тайну о том, что хранилось в железной коробке на чердаке в Гростенсхольме.
Спустя день после похорон, Калеб заявил, что он намерен отправиться дальше.
— А куда? — спросил застигнутый врасплох Даг.
Калеб пожал плечами:
— Попытаюсь где-нибудь поступить на учебу.
— А не ты ли хотел сделать что-нибудь для несчастных детей, занятых на тяжелой работе?
— Да, но это была лишь мечта. Я слишком маленький и необразованный человек.
Даг посмотрел на него умными глазами:
— Ты прав, одного желания мало. У тебя должно быть солидное положение. Чтобы тебя услышали, ты должен что-нибудь значить. К сожалению, в нашем обществе дело обстоит так. А сейчас выбор у тебя небольшой. Пастор?
— Нет, — прямо сказал Калеб.
— Так. Денег у тебя нет. Помощником судьи ты быть не можешь, для этого нужны деньги и долгие годы учебы с самого детства. Кроме того, их назначает сам Его Величество король. Сборщиком податей, как думаю, ты и сам не захочешь быть, у них дурная слава. Да, выбор у тебя, действительно, мал! Может быть, я смогу помочь тебе стать писарем у губернатора? Или заседателем в суде, протоколистом или же занять другую должность, подобную им. Как только у тебя появится звание, люди начнут испытывать уважение к тебе. Иногда знание законов может оказаться большим преимуществом, ведь часто попадаешь в сложные ситуации.
Калеб слегка улыбнулся.
— Как я могу стать писарем, если я даже читать не умею?
— Я подумал и об этом, — также с улыбкой произнес Даг. — Почему бы тебе не приступить к учебе здесь у нас? Норвегии нужны люди, которые смогут взять на себя заботу о беззащитных. Моя жена Лив научит тебя читать и писать, я же познакомлю с простейшими законами. Но ты должен знать, на что ты идешь. У тех, кто бьется за справедливость, появляется много врагов. Сильные мира сего хотят обладать правом распоряжаться дешевой рабочей силой, правом обращаться с такими людьми, как со скотом. Хватит ли у тебя смелости, ведь тебя будут ненавидеть сильные мира сего?
— Я знаю, как обращаются с маленькими людьми. И не боюсь.
— Хорошо! Мы поможем тебе. Согласен?
Калеб был подавлен. Когда же удивление от неожиданного предложения прошло, он сердечно поблагодарил Дага. Но настоял на том, что будет работать в усадьбе. Такую работу он получил. Его поселили в одной комнате с Маттиасом, чему тот был очень рад, так что все складывалось прекрасно.
Наступил день, когда Даг решил, взяв с собой мальчиков, поехать в Конгсберг.
Это обеспокоило Лив. Трагические события сильно подействовали на Дага. Он очень ослабел. Часто появлялась одышка — свидетельство сердечной болезни.
— Ты действительно поедешь, Даг?
Он выглядел помолодевшим, был весел.
— Эту проблему я должен разрешить, Лив, ты же знаешь. Она касается и маленького Маттиаса. И многих, многих других подобных ему мальчишек.
Она посмотрела на его воодушевленное лицо и была вынуждена сдаться.
И троица поехала в Конгсберг, где Даг хорошо знал всех судейских чиновников. Судебный процесс был подготовлен искусно. Обвиняемыми стали Нермаркен и Хаубер.
Оба, естественно, отрицали свою вину. Нет, детей в шахте, нет, идите посмотрите сами!
Лучше бы они этого не говорили.
Суд поймал их на слове. Обвиняемые совершенно не боялись, так как хорошо подготовились, пригрозив всем рабочим увольнением и еще более худшим, если они хоть
