Он откровенно изучал незнакомку. Многовато косметики. Маникюр давно не делала: руки неухоженные, ногти короткие и обкусанные. Он подумал, что рыжеватые кудряшки свободно могли оказаться париком – уж чересчур они аккуратно лежали и отливали искусственным блеском.
Черт возьми, не иначе как это обыкновенная шлюха.
Ну и что? На вид недурна, подвоха ждать неоткуда.
– Я вам нравлюсь?
– Еще как!
– Вот и чудесно. – Она поднесла к губам свой бокал и стала не спеша отпивать коктейль – видно, тянула время.
– Что-то я тебя раньше тут не видел, – отметил Байрон. – Живешь где-то рядом?
– Да... Меня зовут Бонни.
Зная, что проститутки частенько называют себя вымышленными именами, он начал поддразнивать ее:
– Бонни? Это пчелку так звали. А у тебя есть медок? Надо бы проверить.
– У меня не только медок есть. Я вся очень сладкая.
– Дашь попробовать? Восемьдесят баксов.
– Сто, – не моргнув глазом, сказала она.
– Девяносто. Не торгуйся, черт бы тебя драл, а то у меня все настроение пропадет. Соглашайся – не пожалеешь.
Когда Бубба привел ее к себе домой, он извинился и первым делом направился в ванную, где снял куртку и отстегнул кобуру.
Гостья была уже в спальне. Она откинула темно-синее стеганое одеяло и лежала совершенно голая, согнув ноги и раздвинув колени, чтобы ему были видны рыжевато-золотистые завитки, а под ними розовое лоно. Бубба весь задрожал.
– Давай скорее, – томно прошептала она.
Он посмотрел девушке в глаза, и его обдало холодом. Вот тебе и раз. Такие глаза бывают у полицейского, которого вытаскивают на дежурство в субботу вечером.
Мак-Кэфферти уже жалел, что связался с ней. Неизвестно, что за бабенка. Подцепил в баре первую попавшуюся, как будто девок никогда не видел.
– Ну, что же ты медлишь? – поторапливала она, еще шире раздвигая ноги.
Бубба не утерпел. Ему уже ни о чем не хотелось думать. Одно из двух: или заниматься любовью, или рассуждать.
– Иду, крошка.
Не прошло и двух минут, как она оседлала его и ее тело заходило вверх-вниз. Девчонка попалась крепенькая. У нее внутри были такие мышцы, что Бубба чуть не лопался от удовольствия. Давно с ним такого не бывало. Не зря все-таки он выбрал именно эту.
– Давай, давай, – стонал он. – О, все...
Его хватило ненадолго, но он ничего не мог с собой поделать.
Краем глаза он заметил, как ее рука скользнула под подушку. В момент неудержимого, животного наслаждения его обожгла резкая боль в горле, прямо над кадыком.
По шее потекла теплая струйка. Боже, эта потаскуха приставила ему нож к горлу!
– Если двинешься или заорешь – глотку перережу, – злобно пригрозила она.
– Умоляю, – только и сумел выдавить Бубба. Словно взбесившись от его мольбы, она еще сильнее надавила на лезвие.
– Рассказывай все, – приказала она.
– Что? – прохрипел он.
–
Она переместила лезвие, направив его прямо в сонную артерию. Нож впивался в кожу. Бубба боялся не то что пошевелиться, но даже глубоко вдохнуть.
– Не могу говорить... – Его глаза наполнились слезами. – Убери нож.
Она словно не слышала его.
– Ты в меня стрелял, признавайся?
Этот вопрос поверг его в ужас. Откуда она взялась на его голову? Видимо, из прошлого. Оттуда тянулись кое-какие грехи.
– Тебе ведь было на все плевать, верно? Прицелился и выстрелил.
Он жалобно заскулил.
– Я была ни при чем, – закричала она. – Я была ни в чем не виновата, кретин вонючий. Говори, кто тебе приказал убить Джанкарло Феррари?
