закрыл за собой дверь, она посмотрела на меня: – Вы случайно не знаете, что они замышляют?
– Не имею ни малейшего представления.
Я говорила правду, и тем не менее то, что они действительно что-то замышляли, не вызывало сомнений. Когда мисс Энгрид предупреждала меня, чтобы я была начеку во время своего первого ночного дежурства, она назвала это церемонией посвящения.
– Маленькие чудовища, – сказала она и вернулась к своей книге.
К тому времени я работала в Фокстоне уже два месяца, и мне там очень нравилось, несмотря на совершенно непривычную для меня обстановку. Иногда у меня даже возникало желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Школа оказалась гораздо величественнее, чем я ожидала. А нескончаемые списки бывших учеников, сделанные золотыми буквами, и портреты выпускников, которыми Фокстон особенно гордился, произвели бы впечатление на кого угодно.
В темных, сырых коридорах стоял устойчивый запах воска и вареной капусты. И первое время я никак не могла привыкнуть к контрасту между этим мрачным окружением и учениками. Каждый раз, слыша их смех или веселые возгласы, я удивлялась, настолько неуместными они казались в этих стенах, а прислушиваясь к тому, как они говорят, я была готова отдать все, что угодно, лишь бы избавиться от своего нелепого полузападного-полулондонского акцента и стать одной из них. Но приходилось работать над своей речью постепенно, так же, как и над многим другим. С самого первого дня своего пребывания здесь я испытывала какое-то непонятное, радостное возбуждение и все время находилась в ожидании и предвкушении чего-то, что непременно должно было случиться. Как куколка, которая вот-вот превратится в бабочку.
Оказавшись на улице, я решила пройтись до коттеджа пешком. Во-первых, потому, что был чудесный солнечный день, а во-вторых, потому, что я была готова ухватиться за любой предлог, лишь бы не пользоваться Тонто.
Тонто мальчики прозвали автомобильчик для гольфа, которым мисс Энгрид пользовалась, чтобы добираться до здания школы и обратно. Мы с ней жили в одном коттедже – она на первом этаже, я на втором. Когда мисс Энгрид впервые показывала мне мою будущую обитель, она охарактеризовала ее как «вполне уединенную и полностью автономную». Коттедж действительно находился на отшибе. Он как бы закрывал единственную брешь в густой живой изгороди за футбольным полем. С одной стороны от него находилась фокстонская рощица – пять деревьев, несколько кустов и пруд, а с другой – уже начинались поля. Из окна спальни была видна статуя основателя школы – Артура Фокстона. Он возвышался вдалеке, перед зданием школы, как генерал, производящий смотр своей армии.
Когда я проходила мимо комнаты отдыха шестого класса, одно из окон открылось и меня окликнул Годфри Варне. Выслушав его приглашение зайти на чашку чая, я согласилась заглянуть к ним немного позднее, при условии, что они не заставят меня участвовать в дискуссии на тему экономических и торговых чего-то там, а также проблем присоединения Британии к Европе. В прошлый раз, когда я сказала, что Британия вроде и так находится в Европе, они так хохотали, что, вернувшись в коттедж, я не удержалась и достала атлас, чтобы убедиться в собственной правоте.
– Тогда давайте поговорим о «Любовнике леди Чаттерлей». Что вы думаете об этом романе? Ведь вы же его наверняка читали; – вступил в разговор Ричард Лок.
– Только отрывки, – осторожно ответила я.
– Могу себе представить, какие именно. Вы знаете, там ведь тридцать постельных сцен, четырнадцать…
С трудом сдерживая смех, я поспешила ретироваться. Но когда я проходила мимо входной двери, она вдруг открылась.
– Мисс!
– Да? Что вам нужно? – ответила я самым высокомерным тоном, на какой была способна.
Со всеми остальными учениками я никогда не вела себя подобным образом, но при каждой встрече с Александром Белмэйном просто ничего не могла с собой поделать. Ученик пятого класса, он пользовался огромным авторитетом среди школьников и, вне всякого сомнения, был самым красивым из них.
– Да нет, ничего, мисс, я просто… – Взглянув на небо, он направился ко мне. – Когда светит солнце, это всегда так приятно, правда? Последнее время стояла совершенно отвратительная погода. Летом здесь намного лучше. Можно больше гулять.
Я смотрела на него, чувствуя, что краснею, и не могла выдавить из себя ни слова. Теперь Александр уставился мне прямо в глаза.
– Я просто хотел спросить, собираетесь ли вы брать Тонто. Потому что, если он вам не нужен, то мы с ребятами могли бы съездить на поле для гольфа. Мисс Энгрид ничего не узнает – она ведь подумает, что его взяли вы. Не волнуйтесь, мы будем очень ос торожны.
Я немного отступила назад.
– Простите, Александр, но я не могу. Если бы он принадлежал мне, тогда другое дело. А так…
– Все в порядке, мисс, – остановил меня Белмэйн. – Я все понимаю. Мне не следовало подходить к вам с таким вопросом. – С этими словами, улыбаясь каким-то своим мыслям, он повернулся и скрылся в здании.
Я обрадовалась, что он так легко отступил, поскольку отнюдь не была уверена в собственной твердости, окажись он немного понастойчивее. Но внезапно мне пришла в голову мысль, что после моего ухода ничто не сможет воспрепятствовать ребятам взять Тонто независимо от того, разрешила я им это или нет. А если вдруг они что-то сломают… Я решила показать Александру, что вовсе не такая идиотка, какой он меня считает, и все-таки воспользоваться Тонто.
Месяц назад третьеклассники установили на Тонто индикаторы поворота, но, к сожалению, получилось так, что эти две оранжевые лампочки либо загорались одновременно, либо не загорались вообще. Включив их, я взялась за рычаг управления, собираясь двинуться вперед. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что Тонто едет задним ходом. Тогда я нажала на тормоз. Ничего не изменилось. Вовремя оглянувшись назад, я лишь чудом избежала столкновения с новехоньким «ровером» директора и с ужасом поняла, что Тонто по-прежнему продолжает двигаться. Внезапно машина взревела и прибавила скорость. Теперь она неслась по направлению к стоянке.
Едва не врезавшись в низенькую ограду, я испуганно оглянулась и увидела стремительно приближающийся красный «форд» мистера Лира. Я судорожно крутанула руль, но было уже слишком
