– Спит. – Эмма улыбнулась. – Доброе утро, Лиззи. Извини, что задержалась. Чарли и Генри заболели.
Лиззи нахмурилась:
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Нет. Чарли поправляется, а Генри разболелся только нынче утром. – Эмма убрала со лба выбившуюся из прически прядь и повернулась к Мэг: – Ты готова?
Мэг молча кивнула, не в силах произнести ни слова.
Следом за Лиззи и Эммой она прошла в голубую гостиную. Там уже были Чарлз, Робби, герцог и герцогиня Элворд, миссис Паркер-Рот, мисс Уизерспун, Изабелла и Клер.
Мистер Паркер-Рот гневно смотрел на пастора. Мэг направилась к нему. Он переключил внимание на ее наряд. Поскольку у Мэг не было времени заказать себе подобающее свадебное платье, она надела вечернее, в котором была на балу у Истхевенов. Было ясно, что платье ему не понравилось, потому что его лицо, и без того хмурое, стало еще мрачнее.
«Чудесно, – подумала Мэг, здороваясь с пастором. – Что еще может пойти не так?»
Обычно Паркc не был подвержен хандре, но сегодняшний день стал исключением. Ему хотелось все бить и крушить.
Пастор, стоявший рядом с Парксом, прокашлялся. Он пытался завязать с ним разговор с той минуты, как Паркc приехал, – лицемерный святоша! Неужели этот дурак не видит, что Парксу не до болтовни?
Хорошо, что в этой катастрофе его никто не винит, хотя, возможно, гнев и осуждение были бы приятнее, чем смущение и жалость. Лорд Найтсдейл и Уэстбрук отнеслись к нему слишком снисходительно. Да, мисс Петерсон не следовало разгуливать по Лондону в мужском, наряде, но ему не следовало ее целовать, особенно в столь шокирующе публичном месте. Он запустил язык ей в рот и хватал ее за ягодицы! Он, несомненно, заслуживает осуждения!
Паркc закрыл глаза и живо представил себе влажное тепло ее рта и мягкие округлости ягодиц. Его бросило в жар. Жезл Паркса пришел в полную боевую готовность. Проклятие! Гнев определенно будет самым безопасным чувством, которое поможет ему выдержать этот день.
– А вот и ваша невеста.
Святой отец прикоснулся к его плечу и провел ладонью вдоль его рукава.
Какого черта? Паркc отдернул руку.
– Когда вернетесь в Лондон, зайдите ко мне. – Чертов пастор понизил голос почти до шепота: – Я знаю множество осмотрительных мужчин со сходными интересами.
Паркc сейчас что-то разобьет. Или кому-то что-то разобьет.
– Вы ошиблись адресом, святой отец! – прошипел Паркc. Преподобный извращенец испуганно отступил:
– Прошу прощения. Я подумал…
Паркc так сильно сжал зубы, что не мог произнести ни слова, но пастор его понял. Хорошо бы преподобный мерзопакостник замертво шлепнулся на пол. К сожалению, мертвый священник не в состоянии совершить церемонию бракосочетания.
Паркc заставил себя отвернуться. Мисс Петерсон уже приближалась к ним. Если он не ошибся, то на ней надето то же самое платье, в котором она была на балу у Истхевенов. В особняке того самого Истхевена, который пытался затащить его в чертовы кусты. Оказывается, Лондон буквально кишит содомитами!
Но Паркc к их числу не относится. Он скользнул взглядом по бердам и талии мисс Петерсон, по ее дивной груди и шее. Прилив желания, который он при этом ощутил, оказался успокаивающим. На самом деле мир не сошел с ума. Он мужчина, с подобающими мужчине мыслями и желаниями. Впрочем, «подобающими» не то слово, скорее, естественными. У него совершенно естественная, мужская реакция на привлекательное женское тело. Его жезл, большой и сильный, всегда в полной боевой готовности.
Он сосредоточился на лице мисс Петерсон. Она выглядела не очень хорошо. Бледная, под глазами – тени. Она казалась усталой и напряженной.
Видимо, рассчитывала совсем на другую свадьбу.
Ну что ж, сама виновата. Не надо было вести себя как сорванец, тогда к свадьбе можно было подготовиться спокойно, без спешки. Его имя не трепали бы во всех гостиных Лондона, не презирали бы его как содомита. Не исключили бы из клуба «Уайтс» и из Общества садоводов.
И преподобный мерзавец не терся бы сейчас о его панталоны. Паркc снова с гневом посмотрел на преподобного, когда пастор бормотал мисс Петерсон какие-то набожные банальности. Вот уж действительно гроб повапленный! Этот пастор-извращенец просто не имеет себе равных.
Самое гадкое в этом скандале, однако, было то, как он отразился на его матушке. Многие аристократы порвали с ней отношения, хотя, по ее мнению, это было даже лучше, чем ядовитые высказывания, которым мог поделиться с ней.
Ярость вскипела в нем при одной мысли oб этом. Он сщурил взгляд на матушку, которая разговаривала с леди Найтсдейл, и та радостно улыбнулась ему в ответ.
Видимо, она считала потерю своего места в светском обществе мелочью, но взамен получала в награду его женитьбу.
К ним подошел Найтсдейл:
– Начнем?
Мисс Петерсон подняла голову:
