В ответ Элиза тяжело вздохнула, признавая справедливость его замечания.
– Ну, и чем же мы займемся сегодня? – спросил Фридрих, небрежно откинувшись на спинку кресла и по-прежнему не спуская с девушки лукавого взгляда.
Сердце ее замерло. На лице гостя появилось излишне чувственное выражение, а ей вовсе не хотелось, чтобы между ними возник хотя бы намек на любовные отношения. Она всю ночь ругала себя за то, что невольно поддалась его обаянию и позволила себе залюбоваться его красотой.
– Наверно, матушка считает, что я должна очаровать вас своими манерами и образованностью…
– А как насчет страсти? – по-кошачьи легко поднявшись на ноги, барон подошел к огромному зеркалу над камином и каким-то странным взглядом посмотрел на свое отражение.
– Думаю, это тоже входит в планы моей матери, – осторожно ответила Элиза. – Наверное, мы должны делать вид, что целиком поглощены друг другом. Разумеется, если она неожиданно войдет сюда…
– То есть нам следует изображать любовь, – задумчиво проговорил Фридрих.
Элиза нервно прикусила губку, опасаясь, что барон начнет ее искушать, но вместо этого Ауленберг принялся внимательно изучать картины с морскими пейзажами. Его удивило, что здесь находятся столь необычные для девичьих покоев полотна.
Аманда в это время металась в гостиной, смежной с комнатами дочери. Она не могла позволить себе банальную слежку через замочную скважину, – но беспокойство за Элизу толкало ее на глупые поступки. Несколько раз она уже пыталась, подхватив юбки, присесть на колени перед дверьми в надежде хоть что- нибудь увидеть или услышать, но каждый раз останавливала себя.
– Ах, ну почему в этом доме такие толстые стены, – раздраженно шептала она, нервно хрустя пальцами. – Пожалуйста, Господи, только не позволяй ей слишком быстро упасть в его объятия…
Наконец, не выдержав напряжения, она кинулась к двери и прильнула к замочной скважине. Однако увиденное ни в коей мере не могло удовлетворить ее любопытства. Она смогла увидеть лишь залитое ярким светом окно и пустой диван…
Ауленберг продолжал изучать комнату Элизы, с интересом рассматривая необычную обстановку. Кто знает, сколько дней ему придется здесь провести? Он с интересом остановился перед шкафами с книгами. Ого! Монтескье, Дидро, Мильтон, Гюго, Бальзак, Байрон, Диккенс, Вольтер, Декарт, книги по живописи, альбомы с репродукциями Гойи, Делакруа, с пейзажами Моне… Он с интересом посмотрел на девушку:
– У твоего отца отличный вкус.
– Эти книги принадлежат мне, – возмутилась Элиза.
Фридрих недоверчиво покачал головой.
– Да, мои, – повторила она, почувствовав себя уязвленной.
– Кто же приобщил тебя к подобной литературе?
– Я училась во Франции в пансионе для девочек. Меня отдали туда, когда мне не было и шести лет. Среди прочих у нас была одна удивительная учительница, мадемуазель Натали, – голос Элизы заметно потеплел. – Она прививала нам любовь к чтению и дискуссиям. Мадемуазель Натали очень хотела, чтобы мы получили разностороннее образование. Но лишь немногие разделяли ее увлечение серьезной литературой. Наверно, вам она не понравилась бы. Таких, как она, многие называют «синими чулками». Но мне пришлись по душе ее мысли о том, что женщина имеет право на самостоятельность. Это было прекрасное время, и я очень благодарна своей учительнице за все то доброе, чему она меня научила.
– Похоже, что твоя мать всерьез позаботилась о твоем воспитании и образовании, – прищурившись, заметил Фридрих. Элиза начинала его интересовать больше, чем он того желал. – И все это для того, чтобы сделать из тебя обычную содержанку?
– Моя матушка считает, что женщина должна увлекать мужчину не только красотой, но и умом, – пожала плечами девушка.
– А теперь ответь мне честно: чем ты решила заниматься, вырвавшись из-под опеки матери? – Ауленберг неприлично близко подошел к девушке, замершей возле книжного шкафа, и пристально уставился ей в лицо своими темными глазами.
Элиза отважно заглянула в них, но тут же отвела взгляд и быстро произнесла:
– Я хочу открыть что-то вроде художественной школы или салона, а потом отправиться путешествовать.
Фридрих даже не удивился, услышав ее ответ. Он ожидал чего-либо подобного. Эта неординарная, образованная красавица не могла выбрать себе обычную жизнь содержанки или чьей-то жены. Высоко вздернутый нос и отважный блеск в глазах ясно говорили о том, что настроена она решительно и весьма серьезно. Похоже, в этой девушке весьма силен голос крови ее отца – аристократа с причудливыми интересами, обожающего путешествия; это проявляется в ней намного ярче, нежели пристрастия матери – пусть и великолепной красавицы, но самой обычной женщины.
– И как же ты собираешься исполнить свое намерение?
– Моя бабушка оставила мне наследство, и когда матушка позволит им воспользоваться, я сразу же открою салон, но… сначала мне придется заключить фиктивный брак, чтобы избежать ненужных кривотолков.
– Зачем? – непонимающе уставился на нее Фридрих.
– Я должна оберегать свое честное имя… Да, честное имя, – вызывающе бросила Элиза, еще выше приподняв свой очаровательный носик. – Незамужняя девушка рискует запятнать свою честь. Наше общество еще не готово смириться со свободой женщины. А если я смогу именовать себя «фрау такая-то», то никому не будет никакого дела до того, чем я занимаюсь.
– И каким образом ты сумеешь найти себе супруга?
– Вы мне в этом поможете! – тоном, не позволяющим оспорить ее мнение, заявила девушка.
