Скоро это вошло в привычку.
Глава 2
Американо, хотя и совсем ослабевший, был крупным красивым мужчиной с золотистыми волосами, и Консолате Торес нравилось прикасаться к нему. Когда не было работы в кантине дяди Томаса, она суетилась в своей комнатке, где больной метался в бреду на узкой кровати. Она протирала влажным полотенцем его горячее от лихорадки тело, нашептывая молитвы Пресвятой Деве Марии.
Консолата оставляла больного лишь тогда, когда ей приходилось обслуживать посетителей кантины, или, отправляясь молиться о выздоровлении сеньора в маленькую каменную церковь через дорогу. Прятать незнакомца было небезопасно: в Сантьяго де Куба всё еще шли бои, и испанцы, найдя здесь американо, конечно убили бы его.
Консолата вздохнула, намочила полотенце в уже нагревшейся воде, отжала его сильными руками и снова принялась протирать красивого американо. Он провел здесь два дня в беспамятстве, страдая от желтой лихорадки. Вернувшись из Гаваны, дядя Томас придет в ярость из—за того, что его племянница спрятала этого солдата. «Она всех подвергает опасности, – скажет он. Ни свечи, ни молитвы не спасут от гнева испанцев, если они обнаружат его». За свои семнадцать лет Консолата не раз видела, что бывает с теми, кто разозлит испанцев. Эдмондо, друг дяди, назвал их захватчиками – и на его правой руке осталось всего два пальца.
Нахмурившись, она подняла руку американо – сильную, загорелую и такую безвольную, покрытую мягкими рыжеватыми волосами. Такие же мягкие волосы, слипшиеся от пота, покрывали его широкую грудь, руки и ноги. На безымянном пальце американо было золотое обручальное кольцо.
Он вновь начал метаться в бреду.
– Бонни, – простонал он, – Бонни.
Консолата закусила губу, прося у Богородицы прощения за ненависть, которую испытывала к этой Боните. Осторожно и нежно она вновь вытерла его воспаленное лицо.
– Бонни, – хрипло, в забытьи, произнес мужчина.
Слезы заволокли глаза Консолаты. Она встала с колен, стройная, с черными длинными волосами. Ее хорошенькое личико многих привлекало в кантину. Поставив тазик на пол, она потянулась к пиджаку, висевшему на спинке стула. Консолата знала, что в одном кармане лежит бумажник с испанской и иностранной валютой, но деньги ее не интересовали. Ее волновали бумаги, в которых было написано труднопроизносимое имя американо, а также и тех, кого следовало известить о его болезни.
Она положила бумаги в карман юбки и, откинув со лба мужчины прядь волос, вышла из комнаты, бесшумно ступая.
Кантина была пуста: из—за сиесты посетители появятся позже, когда спадет нестерпимый зной. Улица тоже была безлюдна: все обитатели долины Сьера—Маэстра попрятались от невыносимой жары. Казалось, от зноя горело во рту. Консолата постояла, глядя, как танцуют в бухте солнечные блики. Из-за отвесных скал, выступавших из воды, к Сантьяго де Куба нельзя было подойти с моря, на самой же высокой скале стоял Кастилья дель Морро, мрачный форт, воздвигнутый в XIV веке.
Консолата, прикрыв рукой глаза от солнца, взглянула на укрепления и молча прокляла тех, кто затевает войны.
Горячая пыль обжигала босые ноги. Наконец она перешла дорогу и скользнула в прохладный сумрак церкви. Преклонив колени перед Спасителем и Богородицей, Консолата поднялась и пошла, искать падре.
Падре, как и ее больной, был молодым американо, но свободно владел испанским. Рыжеволосый, с насмешливыми голубыми глазами, он улыбнулся Консолате, хотя она нарушила его полуденный отдых.
– В Канзасе есть сиеста? – простодушно спросила она, оттягивая момент, когда придется открыть ужасную тайну.
Падре, завидев Консолату, снял ноги со стола, кашлянул, затем рассмеялся.
– Нет, дитя мое, в Канзасе ее нет, и в этом все несчастье. Что привело тебя сюда в самый зной?
Консолата, не зная, что ответить, вынула бумаги и протянула священнику. Падре быстро просмотрел бумаги.
– Боже! – воскликнул он. – Консолата, ты знаешь этого человека? Откуда у тебя, его бумаги?
Консолата опустила голову.
– Он пришел в кантину два дня назад. У него лихорадка…
Падре казался встревоженным.
– Где дядя, Консолата?
– Дядя Томас в Гаване. Вернувшись, он очень рассердится.
Священник что—то пробормотал по-английски и решительно поднялся. Поняв, что он хочет увидеть американо, Консолата повела его в кантину. Больной прерывисто дышал.
– Объясни, Бога ради, как ты смогла втащить наверх такого крупного мужчину? – спросил священник, склонившись над больным и положив ладонь на его горячий лоб.
Консолата объяснила, что американо держался на ногах, хотя и плохо, но с ее помощью все же поднялся сюда.
– Тебе надо было сразу прийти ко мне, – мягко упрекнул ее падре, но посмотрел на нее с пониманием. – Положение очень опасное, и не только для синьора Мак Катчена, но и для вас с дядей.
Консолата кивнула.
– Ты никому не говорила о нем?
– Только вам, – ответила Консолата.
