момент был упущен.
– Уже поздно, Калеб, – мягко извинилась она.
Только Богу известно, как бы он поступил, если бы знал, что в данный момент происходит в их доме!
– Я не хочу беспокоить остальных, – начала она, но громкие голоса Кейт и Тоби были хорошо слышны из кухни.
– Мне кажется, еще никто не спит, – сухо заметил Калеб, очевидно услышав шум. – Уверен, что это не Кейт и Китти.
– Нет, – подтвердила Кэт. – Зашел Тоби и…
– Вестворд у вас? – нетерпеливо перебил он ее.
Кэт чуть не застонала – эти мужчины реагировали друг на друга, как бык на красную тряпку.
– Сейчас объясню, – торопливо начала она. – Он приехал…
– В одиннадцать часов? А я думал, что они вместе с Кейт.
– Так и было. Я… Появились проблемы, Калеб.
Она больше не могла вынести криков, доносившихся из кухни.
– Какие? – прямо спросил он.
– Большие, – осторожно ответила Кэт. – Спасибо за звонок, Калеб, но мне действительно пора.
На кухне наступила зловещая тишина, не предвещавшая ничего хорошего, так же как и доносившиеся ранее крики.
– Увидимся утром. – Вы…
– Я должна идти, Калеб.
Кэт повесила трубку, прежде чем он успел остановить ее, и вернулась на кухню. Она поговорит с Калебом завтра, когда будет точно знать, в чем дело. Сейчас она вообще ничего не понимала.
Но, увидев прислоненную к стене огромную картину, Кэт, застыла на месте, потеряв дар речи.
– Она называется «Время», – прокомментировал Тоби.
А Кэт все стояла и смотрела, не в силах оторвать от картины глаз.
На ней были изображены три периода жизни женщины: сначала молодая девушка, счастливая и влюбленная, затем женщина средних лет, уже слегка разочарованная в жизни, и, наконец, пожилая дама, все еще красивая, внутренне спокойная и безмятежная.
Без всякого сомнения, картина являлась шедевром. Портрет женщины, которую Кэт боготворила, был так безукоризненно выполнен, с такой теплотой и любовью, что невольно вызывал слезы.
Женщина, изображенная на картине в своих трех ипостасях, не была Китти. Это была Кэтрин Мэйтланд!
Кэт осуждающе посмотрела на Тоби, и ее глаза вспыхнули.
– Так ты знал! Все это время!
Она так ошиблась в Тоби, считая его совершенно безобидным!
Художник опустил голову.
– Я знал это еще до нашего знакомства, – угрюмо ответил он, умоляюще глядя на Китти. – Мой агент – та самая блондинка, с которой меня однажды видели, Кэт, – продолжал он, – решила, что для моей выставки нужно что-то выдающееся, что привлекло бы внимание широкой публики. После некоторых неудачных попыток я напал на след Кэтрин Мэйтланд, жившей в этом доме после ее исчезновения из общественной жизни. Я с трудом поверил своей удаче, когда оказалось, что дом куплен внучками Кэтрин. А потом совсем нетрудно было выяснить, что Китти и есть та женщина, которую я искал. Рейнольдз как-то спросил меня, почему я решил обосноваться здесь. Теперь вы все знаете.
Лучше бы им оставаться в неведении. Они симпатизировали Тоби, доверяли ему, а он так поступил!
– Это действительно потрясающая картина, Тоби, – наконец заговорила Китти. – Но как тебе удалось так четко уловить мои черты и отразить в них…
– Ясность и покой? – с воодушевлением закончил Тоби. – Потому что вы такая и есть, Китти. Я начал восхищаться вами много месяцев назад.
– Ах, какая чувствительная натура! – съязвила Кейт. – Ты нас просто использовал, Тоби. Всех без исключения. Приехал в деревню, специально подружился с нами, чтобы нарисовать вот это! – она яростно ткнула пальцем в картину.
Кэт понимала ее гнев и негодование, она тоже чувствовала себя обманутой и сейчас ненавидела Тоби, но не восхищаться портретом не могла.
Безусловно, Тоби мог по праву гордиться своим творением.
Уже во второй раз за последние пятнадцать минут боковая дверь кухни распахнулась и кто-то вошел.
Кэт в изумлении уставилась на Калеба Рейнольдза. Выражение его лица было мрачным, а глаза буквально пронизывали Тоби насквозь.
А как же Адам? Он не мог оставить его одного. А вдруг малыш проснется?
– Я фактически захватил в плен проходящую мимо соседку и попросил ее приглядеть за ним, – объяснил
