семидесятых, когда бурно развивалось женское движение, а студентки знали ответы на все вопросы. Но Делл не захотела.
– Я и без того знаю, кто я такая, – сказала она, – и не желаю, чтобы всякие крикуньи оправдывали мое существование.
Тесс до сих пор удивлялась, откуда у Делл такое чувство уверенности в себе и почему после стольких лет она, Тесс, не позаимствовала у Делл хотя бы малую его частицу.
– Хочешь кофе? – предложила Делл.
– Только не сегодня. Я слишком возбуждена. Не могу дождаться встречи с Дженни.
Делл кивнула. Она взяла с прилавка метелку из перьев, обмахнула кипу пожелтевших газет, затем маленькую соломенную шляпку на рыжих косах из шерстяных ниток куклы по имени Эдвина. Тесс знала, что куклы, с их неизменной безоблачной улыбкой, покорностью и невозможностью причинить зло, были для Делл живыми существами, членами ее немногочисленного семейства.
– Дженни уже исполнилось четырнадцать, – сказала Тесс. – Пожалуй, этим летом я научу ее выдувать стекло.
Продолжая уборку, Делл заметила:
– Нетрудно научиться выдувать елочные шары.
Тесс насторожилась. Она пришла сюда, чтобы поделиться своей радостью с женщиной, которую так давно знала и которой часто доверяла свои секреты. Вместо этого Делл напомнила ей, что теперь в своей мастерской Тесс производит не уникальные предметы, а незамысловатые поделки, что она отказалась от самостоятельного творчества, чтобы как-то зарабатывать на жизнь, что она растратила почти все доставшееся ей огромное наследство на покупку и содержание дома, мастерской и на повседневную жизнь и что очень скоро Тесс Ричардс, некогда дочь богатейших родителей, окончательно разорится.
Самое ужасное, подумала Тесс, что, когда доверяешь кому-то секрет, пусть даже самому надежному человеку, он всегда может использовать его против тебя. Тесс взглянула на улыбающуюся Эдвину и безмятежную Аннабеллу Ли и пожалела, что Делл не может быть такой же непридирчивой, как ее куклы. Но Тесс также знала, что обычно Делл не судила столь критично. Просто сегодня Делл была в том плохом настроении, которое сама она связывала с последствиями климакса, что и служило для нее оправданием. Климакс и в придачу затянувшееся одиночество, начало которому положил муж, бросивший Делл два десятилетия назад, да еще уединенная жизнь, которой, впрочем, Делл, видимо, была довольна.
Шаги на лестнице прервали их разговор. Дверь открылась, и одновременно звякнул колокольчик. Высокий широкоплечий мужчина с румяным загорелым лицом вошел в магазин. Рыжеватые волосы выбивались из-под его полицейской фуражки.
Тесс почувствовала, что краснеет.
– Доброе утро, Делл, – поздоровался мужчина, повернулся к Тесс и приветствовал ее коротким кивком.
Она кивнула в ответ.
– Доброе утро, констебль, – сказала Делл.
Широкая улыбка, сопровождавшая ее слова, свидетельствовала об особом расположении к Джо Лайонсу, начальнику полиции Нортгемптона, который также приходился ей племянником и был единственным членом семьи, за исключением кукол, который всегда хорошо относился к Делл и принимал ее такой, какая она есть. Ничего, что Делл и Джо были полной противоположностью друг другу: их связывали взаимная симпатия и давняя дружба.
– Садись, – пригласила Делл и убрала еще одну куклу со столика, втиснутого в узкое пространство между книжными полками. – Сейчас приготовлю кофе.
– Я не хочу мешать, – начал было Джо.
– Не беспокойтесь, я как раз ухожу.
Тесс направилась к двери. Джо Лайонс вызывал у нее чувство смущения с тех самых пор, когда им было по двадцать с небольшим и она была студенткой престижного колледжа, а он местным жителем; причем она была идеалисткой, а он ярым реалистом. Вечер того дня, когда избрали Рейгана, усилил их разногласия. Они были в гостях у Делл и следили за ходом подсчета голосов по телевидению, громко споря и защищая свою точку зрения, чему немало способствовало неумеренное потребление вина. В тот вечер Джо проводил Тесс до общежития. На веранде он поцеловал ее. В комнате дал волю рукам. И Тесс не протестовала. Ей понравилось, когда его пальцы проникли под свитер и начали ласкать ее груди; ей понравилось, когда его руки спустились ниже и прикоснулись к тому самому месту. Но когда Тесс услышала, как звякнула пряжка ремня на его джинсах, ей это совсем не понравилось, ведь он женился два года назад и имел грудного сына.
– Тебе лучше уйти, – посоветовала она.
Он некоторое время стоял, не зная, как поступить, обидчиво заглядывая ей в глаза, возможно, надеясь, что она сменит гнев на милость.
Но она не уступила.
С тех пор Тесс чувствовала себя неловко при встрече с Джо Лайонсом, ей казалось, он считает, что она все еще пылает к нему страстью. Не имело значения, что Джо развелся с женой уже лет десять назад и что он свободен. Не имело значения потому, что Джо больше никогда не приближался к Тесс; его определенно не тянуло к ней, и, наверное, так оно было всегда. Джо Лайонс ничем не отличался от других мужчин, встречавшихся на ее пути... Включая самого большого недоумка по имени Питер Хобарт, которого Дженни называла отцом.
Тесс взялась за ручку двери.
– Тесс, подожди! – крикнула Делл. – Я рада, что приезжает Дженни.
– Дженни? – переспросил Джо. – Дочь Чарли приезжает опять?
Делл посмотрела сначала на Джо, потом на Тесс, потом снова на Джо.
