этом странном и страшном мире я почувствовал себя одиноко.
Сочельник. Война давно должна была закончиться. Первый раз я встречаю сочельник вдали от дома. Там, наверное, уже выпал снег, а у нас несколько дней идет дождь. Наша подготовка в самом разгаре, тренировки просто изматывают. Каждый день однообразная, рутинная работа: занятия на плацу, маршировка, маневры, огневая подготовка, физические упражнения, занятия в аудитории, хозяйственные обязанности, смотры и т. д.
Я снова убедился в том, что отнюдь не вундеркинд. В самом деле, я уже так долго хожу в сержантах, что решил, если я когда-нибудь буду аттестован как офицер, то уволюсь со службы и откажусь от рождественских подарков на семь лет. Во время бесконечной муштры я представляю, как заеду прикладом по голове этому умнику.
Я смертельно устал. Завтра вечером заступаю в караул, зато на следующий день могу поспать лишний час. Этот час – лучший рождественский подарок для меня.
Сегодня у нас бокс. Нам запрещено выходить из лагеря. Я перелез через забор, увидев девушку, которая сказала, что ищет брата. Поспрашивал ребят, но не нашел его, поскольку было уже темно. Мы несколько часов погуляли в лесу, я поцеловал ее. Она хотела вернуться, чтобы узнать, может ли она встретиться с братом в воскресенье. Возможно, мне удастся поцеловать ее еще раз. Хочу посмотреть, как она выглядит при дневном свете. Если бы сержант или караульные увидели, что я перелез через забор, я получил бы три дня гауптвахты.
2
8 января я зачислен в Военную академию. Здешняя жизнь – совсем не пикник у озера. Монотонная муштра на плацу в лучших прусских традициях, но я уже привык к этому. «Здесь вы станете твердыми, – твердят они, – твердыми, как сталь Круппа. Каждый, кто даст слабину, будет отчислен».
Наша жизнь – это переходы от занятий на плацу к занятиям в аудиториях. Нам приходится штудировать учебники даже в казармах, часто до поздней ночи. У нас первоклассные инструкторы, офицеры, сержанты, технические работники, они передают нам всесторонние знания по таким дисциплинам, как тактика воздушного и наземного боя, аэронавтика, инженерное дело, артиллерийское дело и метеорология. Вдобавок мы проходим курс для младшего командного состава.
Сейчас мы ждем, когда погода станет устойчивой, – тогда начнутся тренировочные полеты.
В 13.50 я совершил мой первый полет на «Фокке-Вульфе-44» – учебном биплане с двойным управлением (идентификационные буквы TQBZ) с инструктором Ван Дикеном.
За последнюю неделю я совершил 35 полетов. Земля покрыта глубоким снегом, поэтому к самолетам приделаны лыжи.
Тридцать шестой полет – проверочный: со мной летит старший лейтенант Волль, старший инструктор курса. Он совсем не в восторге от моих действий.
Я уже совершил 83 тренировочных полета. Старший лейтенант Волль экзаменовал меня на последних двух. «Это нельзя назвать приземлением – чуть лучше, чем контролируемое падение», – покачал он головой.
Вдобавок я потерял управление, заходя на посадку. Самолет полностью вышел из повиновения, и от безнадежности суетливо дергал за штурвал.
Я поздно понял, что мы вошли в штопор, и чуть было не врезался в церковь, стоявшую неподалеку. Волль схватил штурвал и взял управление на себя, потом повернулся ко мне: «Вы что, хотели сделать мою жену вдовой? Идиот несчастный!» – прокричал он.
Мне дан еще один шанс, определенно последний, после того как я совершу еще десять учебных полетов с Ван Дикеном. Курсанты, которые провалили летный курс в Военной академии, отправляются в войска ПВО. Это очень неприятная перспектива.
Сержант Ван Дикен принял меня сегодня на десять заключительных полетов. Остальные курсанты уже давно летают одни. Завтра я сдаю последний раз тест старшему лейтенанту Воллю.
В группу под руководством инструктора Ван Дикена входят, кроме меня, еще три курсанта: Гайгер, Менапасе и Хайн, мы живем в одной комнате.
Гайгер родом с севера Германии, замкнутый, но очень энергичный. Его отец – простой рабочий. Он получил право учиться в «Школе Адольфа Гитлера», и это был прекрасный шанс для такого способного мальчика. Поступив в вуз, он получил право быть аттестованным как офицер.
Менапасе и Хайн – австрийцы. Оба родом с гор Тироля. Сепп Менапасе – лучший летчик из нас. Кажется, он управляет самолетом инстинктивно. Низкий, смуглый и очень выносливый – настоящий хищник. Он робок и неуклюж в отношениях с окружающими, на земле движения его мускулистого тела напоминают работу автомата, но в воздухе он чувствует себя как дома, двигаясь осторожно, по-кошачьи. Природные данные позволяют ему управлять самолетом так, словно он занимался этим всю жизнь.
Хайн стал летать один после сорокового полета с нашим инструктором. Все трое наблюдали мои последние приземления и подбадривали меня. Даже Гайгер процедил: «У тебя все будет хорошо».
Ровно в 13.00 я первый раз полетел один.
«При посадке самолет лучше выровнять на десять метров выше, чем на метр ниже земли!» – прокричал мне на прощание старший лейтенант Волль, перекрыв шум двигателя, и с сардонической ухмылкой отступил назад.
Я пристегнул ремень безопасности. Постепенно прибавлять скорость, движение вперед, когда возрастет скорость – штурвал на себя. «TQBZ» практически взлетел сам, и я оказался в воздухе раньше, чем кончилась взлетная полоса. Кончики крыльев задрожали, в динамике прозвучало предупреждение: «Осторожно! В воздухе курсант, он совершает свой первый самостоятельный полет. Будьте внимательны, если вам дорога жизнь».
За несколько минут я облетел аэродром. Напряжение постепенно ушло, и я начал расслабляться. Не нужно большого напряжения, чтобы держать самолет в повиновении. Я посмотрел вниз и увидел тени облаков, несущиеся по земле. Я действительно лечу, свободный, как птица!
Пора на посадку. Я начал снижаться, земля устремилась мне навстречу. Сбросить скорость, выровнять машину, сейчас помягче, касание! Я на твердой земле, и даже самолет цел.
Моя первая посадка была далеко не блестящей, следующие четыре тоже оказались далеки от совершенства, хотя были лучше, чем первая. Но по крайней мере, я не сломал шасси.
На западе наша армия начала наступление на Францию, но я боюсь, что не успею поучаствовать в этой операции.
Несколько недель устойчивой хорошей погоды позволили нам усовершенствовать наши летные навыки. Я уже совершил около 250 полетов. Теперь нас обучают технике высшего пилотажа на «Фокке-Вульфе-44» и «Бюкер-Юнгмане». Мы осваиваем боевые самолеты: устаревшие истребители и самолеты ближней разведки типа «Арадо-65» и «Арадо-68» и «Хейнкель-45», «Хейнкель-46». Мы летаем на «Юнкерсе W-34», на котором Коль и Хюнефельд перелетели Атлантику, и на специальном «Фокке-Вульфе Вайе», предназначенном для дальней навигации. Вчера я летал в Восточную Пруссию на древнем «ГО-145», и у меня заглох мотор. Отказал основной канал подачи топлива. Я летел на высоте всего лишь 150 метров, и у меня было не очень много шансов найти подходящее место для экстренной посадки. Я приземлился на вспаханное поле. Шасси снесло, самолет перевернулся, я вылез из-под обломков, стирая с головы кровь.
Я вынужден возвращаться на поезде. Голова основательно перевязана. Глядя на меня, пассажиры, очевидно, думают, что я ранен в боях во Франции. Мне было бы стыдно признаться, что я всего лишь
