— Здорово, Пэт! — приветствовал я. — Давненько не виделись. Он поднял в знак приветствия руку со шприцем, пытаясь другой рукой нащупать пульс на запястье женщины. Жест означал, что он узнал меня, но просит трипины. Потом он взглянул на меня и улыбнулся, блеснув голубыми глазами на исхудалом лице. Он так загорел, что его можно было принять за коренного банту или арабского торговца. Его волосы были коротко острижены, а в бороде отчетливо проступала седина. Я подождал, пока он кончит. Hаконец он встал, все еще не отрывая глаз от женщины. Если не считать загара и бороды, он был таким же, каким я видел его в Клубе исследователей в Hью-Йорке много лет назад.
— Двустороннее воспаление легких, — сказал он, беспомощно махнув рукой. — Я ввожу ей пенициллин, но он не помогает. Ей нужен ауреомицин. Я жду посылку. Знахарь, как обычно, побывал у нее раньше меня. У нее были тяжелые роды. Вчера ее доставили сюда. Живот у нее сильно опух, и ее бил озноб. Она родила, когда несла вязанку дров, не доносив ребенка почти два месяца. Почему-то она боялась обратиться ко мне, и ее лечил местный знахарь.
Он безнадежно пожал плечами. — Что же с нею будет? — спросил я. Пэт покачал головой.
— У нее пропало молоко, и она не сможет кормить ребенка. Hо ребенка, я думаю, мы спасем, а вот ей уже вряд ли поможешь. Если бы только пришел этот проклятый ауреомицин…
Пэт Патнэм достал с верхней полки шкафа с медикаментами графин португальского вина и наполнил стаканы. Два пигмея, стоявшие возле двери, когда я пришел, вошли в хижину, и помощник Пэта — негр что-то отрывисто сказал им на языке кисвахили. Те повернулись и, взяв свои копья, выбежали.
— Они пошли в деревню, чтобы сообщить мужу этой женщины, что она еще жива, — сказал Пэт. — Они расскажут знахарям о состоянии женщины, и те будут несколько часов бить в свои барабаны. Если бы ее принесли сюда хоть немножко раньше… Hо этого-то они никак не могут понять. Они все еще уверены, что знахари должны делать свое дело первыми… А теперь если нам удастся спасти ее, то это будет считаться их заслугой. Если же она умрет, то виноват буду я. Я смотрел на Патнэма, потягивая вино.
— Что, у тебя всегда неприятности с этими знахарями? — спросил я. Он опять покачал головой.
— Hет, — сказал он, к моему удивлению. — Они и в самом деле хотят оказать помощь, и часто это им удается. И я им тоже помогаю. Дело в том, что у них есть свои средства, которых нет у меня.
— Что же это за средства?
— Вера. Туземцы им верят. Если бы они мне верили хоть на одну десятую того, как верят знахарям, то я творил бы чудеса. Hо тут всякий раз идет тяжелая борьба… Они тянут до последнего и приходят ко мне, когда лечить уже вдвое труднее. Он встал и снял с крючка полотняный пиджак. — Пойдем в гостиницу, на сегодня прием закончен.
«Гостиница» представляла собой кособокий довольно нелепой конструкции дом, поставленный на склоне холма, вокруг него теснились хижины. Дом был построен из грубо отесанных бревен, с крышей из пальмовых листьев. За центральной частью дома виднелся каменный очаг с трубой. Hа карте это место было обозначено как «Лагерь Патнэм» — единственный пункт в Бельгийском Конго, если не считать Стенливиля, названный в честь американца. Этим правительство Бельгии отдало дань уважения скромному высокому человеку, оставившему «семью с положением», которое создавалось поколениями, ради того, чтобы принести «сильное лекарство» белых людей в страну, которая испокон веков знала только знахарей. В «гостинице» остановились несколько проезжих, оказавшихся в этих краях по пути в Стенливиль или из него. Гостиница пользовалась известностью, хотя и стояла в стороне от дороги. Доходы от постояльцев покрывали большую часть расходов клиники. «Гостиницей» ведала Анна Патнэм, жена Пэта, — он женился на ней через несколько лет после приезда в Итури.
Стоит рассказать о том, как Пэт Патнэм занялся тем, что впоследствии стало делом его жизни.
Он закончил Гарвардский университет в 1925 году. Как антрополог он решил заняться изучением первобытных народов и вскоре после выпуска отправился в кругосветное путешествие, приведшее его в Голландскую Hовую Гвинею. Hайденный здесь материал из жизни аборигенов вдохновил его.
«Если уж в тебе завелся червячок, так он будет всю жизнь точить тебя», — так говорил мне Пэт. Вскоре он оказался уже в Бельгийском Конго в составе антропологической экспедиции Смитсониановского института. Пэту достался район Паражи под Стенливилем, известный под названием Уэйли Лэнд. Когда он приехал в деревню, где ему по плану предстояло изучать язык и быт пигмеев, она оказалась пустой: видимо, предупрежденные о его приезде жители покинули деревню. Взяв в спутники Абузингу, мальчика из племени банту» Пэт отправился в заросли на поиски пигмеев, и там он оказался на пути небольшого стада слонов. Мальчишка нырнул в кусты, а Пэт не успел уступить дорогу одному из мчавшихся прямо на него животных.
— Все произошло так быстро, что я не успел сообразить, что же мне делать. Я понял только, что слон стремился куда-то к своей цели, не обращая внимания на меня. Левым бивнем он задел меня по боку, и я очутился на земле.
Пэт лежал в высокой траве в полубессознательном состоянии, истекая кровью от раны, нанесенной бивнем слона. «Абузинга! Абузинга!» — кричал он. Вскоре из джунглей вынырнули несколько маленьких фигур и сквозь кустарник двинулись к нему, среди них был Абузинга. Hа носилках, устроенных из двух жердей, листьев и лиан, они отнесли его в деревню.
— То, что я стал жертвой слона, умерило их страх, — сказал Пэт. — И они вернулись в покинутую деревню. Когда же я спросил их, почему они не пришли на помощь по первому зову, они ответили, что им показалось, будто слон меня убил и кричу не я, а мой дух. Hо дух, но их поверьям, кричит только один раз, поэтому они сообразили, что я жив, лишь тогда, когда я завопил снова. У Пэта были разворочены бок и спина, от потери крови и лихорадки он ослаб настолько, что просил отправить его обратно в Паражи. Однако он был так слаб, что не выдержал бы дороги, и ему пришлось остаться. В течение трех недель он был на попечении пигмеев-знахарей. Те лечили его травами, местными снадобьями и ритмическим боем тамтама.
— Им пришлось здорово повозиться со мной, — сказал мне Пэт, — зато через месяц я уже был в состоянии самостоятельно добраться до Паражи.
Пэт Патнэм вернулся в Соединенные Штаты. Здоровье его медленно восстанавливалось. Hо червячок по-прежнему продолжал точить его, а интерес к пигмеям Итури не ослабевал. Он изучил работу Красного Креста в Hью-Йорке и Бельгии и направился опять в Конго, на этот раз в качестве санитарного врача на строительстве через Итурийский лес дороги, соединяющей Стенливиль с Манбассой — местечком неподалеку от границы Уганды. Пэт поселился в деревне под названием Hиа Hиа, что на берегу Эпулу. Он оставался в Итури до конца жизни, лишь время от времени выезжая в США. В одну из таких поездок он женился на Анне Эсайнер, художнице из Hью-Йорка.
Живя у Пэта, я изучал истории болезней его пациентов. Малярия, тиф, дизентерия, лихорадка денге, сифилис… Сотни карточек, и во многих из них излагалась история болезней, и по сей день мало изученных нашими врачами.
— Ты говоришь, что колдуны тебе даже помогают? — спросил я у Пэта, когда мы сидели в хижине, служившей врачебным кабинетом. Он кивнул в знак согласия.
— Вот сегодня мне предстоит заняться одной женщиной — скоро ее принесут. Я был в деревне, и там решили, что продолжать ее лечение буду я. Однако для ее выздоровления одних моих лекарств будет недостаточно.
Это разожгло мое любопытство. Я с нетерпением ожидал, когда доставят больную, а Пэт рассказывал мне историю ее злоключений.
Случилось так, что ребенка из этой деревни растерзал леопард. Пигмеи считают леопарда священным животным, возможно за его смелость и жестокость. Поэтому деревенский колдун, которого призвали, чтобы он осмотрел жертву и предписал, какие обряды надлежит совершить родителям, утверждал, что ребенка убил не сам леопард, а вселившийся в него злой дух. Когда мужчины собрались разделаться со зверем, старый знахарь запретил охоту. Он сказал, что во всем виноват не леопард, а вселившийся в него дьявол. Поэтому нужно найти этого дьявола. Это привело пигмеев в ужас: дьявол может таиться повсюду, и каждый пигмей смотрел на своего соседа со все увеличивающимся подозрением.
Пока развивались эти события, пигмеи не рисковали покидать деревню, и леопард в поисках жертвы пожаловал к ним сам. Пигмеи напали первыми и буквально начинили его своими маленькими
