Навахо активировал крохотный пульт на его боку, ввел код доступа. Бомба зажужжала, точно огромный сердитый шмель, а потом затихла, по ней побежали крохотные трещины.
Через одну шестую медиацикла, или через трое земных суток, оболочка разрушится окончательно, и сработает заключенный внутри ее взрыватель. От усыпальницы королев хаурваков останется только раскаленное воспоминание.
Бывшие легионеры к этому времени должны уйти далеко…
Остановить запущенный процесс не сможет никто и ничто, кроме разве что взрыва Сверхновой. Удалить «заякоренную» бомбу из гробницы так, чтобы она не сработала, почти невозможно.
– Все, уходим! – Даже внешне массивный ящер Серое Облако выглядел ошарашенным. – Пока окончательно с ума не сошли. Наверняка у них тут генераторы пси-излучения стоят.
Обратную дорогу наружу, хотя заняла она всего ничего, Вильям запомнил плохо – перед глазами все плыло, качались серые стены, испещренные уродливыми буквами. В ушах звенело, сердце колотилось как бешеное, а в горло лезла пыль, едкая, отдающая гарью и солью…
В себя он пришел только под черным бездонным небом.
– Неужели мы сделали это? – прошептал Гаррисон. – Я уж думал, что все, никогда не выберемся…
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – вспомнил Вильям одну из поговорок Соболева. – Вот как выпьем пива в «Добром глотке», так и будешь бахвалиться.
– И то верно, – кивнул Арагонес.
К точке сбора вышли первыми, через полчаса подошла вторая группа. Как выяснилось, они потеряли двух человек на подходах к гробнице, а один погиб внутри – выстрелил себе в голову из дезинтегратора. Ну, а костюмы превратили тела всех троих в пепел.
Третью группу, которую возглавлял Ли, прождали дольше всего, но зато она вернулась без потерь.
– Видят духи, это было не так просто, – сказал бывший сержант, оглядывая поредевший отряд. – А теперь делаем ноги, и побыстрее. Через несколько часов наступит утро, трупы будут обнаружены, и за нами скорее всего начнется охота.
И бывшие легионеры цепочкой двинулись на запад, прочь от обреченной гробницы.
Ноги гудели, по бедрам и голеням пробегали судороги. Вильям сидел, привалившись спиной к валуну цвета речного песка, и массировал многострадальные конечности. Рядом мрачно посапывал Арагонес, открывая банку консервов.
– Надоела мне эта жратва, – сказал он, когда стало видно содержимое банки – неизменная бурая волокнистая масса. – Так и тянет выстрелить в кого-нибудь из них…
И он кивнул в сторону опушки расположенного неподалеку островка джунглей, где по веткам сновали, деловито перекрикиваясь, упитанные многоногие «белки» с длинными пушистыми хвостами.
– Ничего, обойдешься этим, – отозвался Вильям. – Кто знает, вдруг эти твари несъедобны?
– Эта фигня тоже несъедобна, а мы ее какой день лопаем. Будешь спорить? – И Арагонес, тяжко вздохнув, запустил ложку в банку.
Тянулись вторые сутки после визита бывших легионеров в гробницу. Все это время они шли, шли и шли, спасаясь от ярости родичей погибших хаурваков. Но погони не было видно, и это странным образом не успокаивало, а заставляло сильнее волноваться и думать, что хозяева Апион- Фарит настолько могущественны, что могут не тратить силы на скачки по горам, а просто встретить беглецов у того же корабля.
От усталости, недосыпа и постоянного напряжения все стали раздражительны и гневливы, только Ли сохранял всегдашнее хладнокровие да Серое Облако не потерял обычной уверенности в себе.
– Лопаем, а куда деваться? – Вильям прекратил массировать ноги, снял с пояса флягу и отхлебнул из нее.
Насыщенная витаминами смесь давно закончилась, и приходилось обходиться обычной водой, благо речушки и ручьи встречались часто. Радовало только одно – до звездолета, по всем расчетам, осталось совсем немного.
– Подъем, парни, подъем! – Ли, как обычно, вскочил прежде других. – Потом отдыхать будем, сейчас надо идти.
– Ох, надо. – Арагонес отшвырнул банку, та покатилась по камням, вспыхнула ярким пламенем и превратилась в пепел.
Раосейцы позаботились о том, чтобы младшие сегменты не оставляли никаких следов.
– Знаешь что? – обратился Вильям к Арагонесу, когда они пустились в путь и натруженные ноги сначала разболелись, а потом боль притупилась. – Дрянная еда – это ерунда. Меня другое беспокоит.
Неприятная мыслишка сидела в голове с того момента, когда тело еще способного ожить легионера обратилось в пепел, и упорно не желала уходить. Грызла сознание, словно медведка – корни яблони.
– Что именно? – спросил Арагонес.
– Насколько далеко наши боссы готовы зайти в стремлении обеспечить тайну операции. Если тела погибших и все остальное, что может выдать раосейцев, обращается в пыль, то логично уничтожить и самую главную улику.
– Какую?
– Нас. Мы единственные информированные свидетели.
– Да ну, – махнул рукой Арагонес. – Они же от лица всего патроната клялись не причинять нам вреда, еще на Таугросе. А Ли говорил, что эти червяки-телепаты не нарушают своего слова.
– Это верно, клянусь четверкой. Но ведь можно погубить нас чужими руками.
Арагонес поскреб затылок, выражения лица друга Вильям в этот момент видеть не мог, но подозревал, что оно довольно озадаченное.
– Ладно, чего уж там, все равно мы ничего изменить не можем, – пробурчал уроженец Сан-Педро.
На этом разговор и закончился.
А еще через час впереди показался ярко сверкающий в лучах закатного солнца корпус «Радости бабушки».
– Странно, – сказал Ли после того, как отправленная к звездолету разведка не обнаружила никакой засады и вошла в контакт с Умником. – Или нам и вправду дают уйти, или я чего-то не понимаю.
Но сомнений командира почти никто не разделял. Легионеры просто радовались тому, что сложная дорога закончилась, что наконец-то удастся выспаться и нормально отдохнуть. Даже Вильям ощущал, что беспокойство отступило, сметенное теплой волной радости.
– Рад приветствовать вас на борту корабля, – заявил Умник, едва первый из легионеров вступил внутрь звездолета.
– А как уж мы рады тебя приветствовать, ты не представляешь, – просипел в ответ Соболев.
На борту «Радости бабушки» маскировочные комплексы перестали действовать, и Вильям увидел лица приятелей, от которых отвык за последнее время. Прошел к своему ППК, с наслаждением сбросил с плеч рюкзак и принялся трансформировать костюм. Краем уха прислушался к
