моррона, но более непонятно и страшно барону стало из-за того, что затворник говорил о ней в прошедшем времени. – Она что, умерла?!
– Да, – невозмутимо ответил гиндал, – для тебя умерла, окончательно и бесповоротно! Но не стоит о ней, не такая уж персона выдающаяся, чтобы о ней горевать более двух дней! Не стой в дверях, иди ко мне, нам о многом нужно поговорить!
Желание гиндала побеседовать показалось барону странным. Затворник выбрал не самое удачное время и место для разговора. Снаружи дом обстреливали десятки орудий и вот-вот должны были пойти на штурм войска. В таких обстоятельствах следовало действовать, а не упражняться в красноречии, однако затворник определенно придерживался иного мнения.
Аугуст все же решился ступить на мосток и проделать опасный путь над бездной, заполненной необычайно прозрачной водой и кишащей жуткого вида тварями, из которых здоровенный крокодил был самого приятного вида. Но лишь стоило ноге моррона коснуться первой доски, иллюзия мгновенно исчезла, а внизу оказался обычный пол. Зал стал совершенно пустым, из всего великолепия в нем остались лишь прекрасный трон и одинокая фигура затворника, по-прежнему расхаживающего вдоль дальней стены.
Неторопливо и с опаской Штелер пошел на сближение. В любой миг стоило ожидать неприятного сюрприза: пол мог разверзнуться, и барон мог оказаться висящим над пропастью, или из стен полезли бы всевозможные твари. Некоторые существа непредсказуемы настолько, что с ними опасно иметь дело, даже если они являются союзниками. Гиндал был определенно из их числа.
– Ну и о чем будем беседовать? Чем я могу тебе помочь? Колдовать-то я не умею, да и искусству сотворения чудищ не обучен, – начал разговор Штелер, приблизившись к фигуре, закутанной в черное одеяние, вплотную. – Скажи хоть, как тебя величать: колдуном, чернокнижником, гиндалом или, быть может, Жалом?
Барон полагал, что, когда он назовет настоящее имя затворника, тот хотя бы удивится, поразится его осведомленности, но гиндал остался невозмутим и спокоен, по крайней мере, моррону так показалось.
– Всему свое время, помочь ты мне еще успеешь, а пока что присядь, – проигнорировав вопрос, касавшийся его имени, произнесла фигура, лица которой барон до сих пор не увидел, и жестом указала на трон. – Мог бы для тебя создать скамью, да негоже хозяину в собственном доме на всякой убогости сиживать. Трон куда более подходит потомку славного рода баронов ванг Штелеров.
Слова затворника и его манеры показались моррону странными. Аугуст уж подумал, не родилась ли в голове обезумевшего от одиночества существа дурная мысль свергнуть герканского короля и посадить его на престол. Опыт подсказывал, что от темной личности можно ожидать не только непонятных речей, но и не менее темных дел. Штелер принял лестное приглашение, но как только сел на трон, тут же об этом и пожалел. Подлокотники ожили и мертвой хваткой вцепились в его руки. Слегка кривоватые передние ножки трона, подобно лианам, обвили ноги моррона, а из спинки вылезли длинные пальцы с огромными когтями и ухватились за горло, но, как ни странно, не причинили боли, лишь обездвижили голову, да так, что Штелер даже не мог ею кивнуть.
– Ах вот, значит, как?! Такой, значит, у нас с тобой разговорчик получается?! Ничего себе союзничек! – негодовал барон, дергаясь в жалких и тщетных попытках вырваться из магических оков.
– Успокойся, это для твоей же безопасности! Злых умыслов у меня по отношению к тебе нет… Ты же обычно чересчур ерепенишься… В беседе нашей многое можешь услышать, что тебе не понравится. Не хочу я время даром терять, тебя успокаивая, не так уж и много у нас его осталось, – к удивлению попавшего в ловушку Штелера, вдруг принялся оправдываться затворник, а когда договорил, махнул рукой.
Трон развернулся, и Аугуст оказался сидящим лицом к стене. Впрочем, созерцать долго кладку ему не пришлось. После еще одного взмаха руки гиндала камни вдруг задрожали, изменили цвет и в конце превращения стали прозрачными.
Штелер увидел площадь, окутанную клубами порохового дыма. Пушки исчерпали запас ядер, и настала пора иллюзорной пехоты показать, на что она способна. Моррон увидел сразу четыре роты, одновременно пошедшие на штурм. Солдаты-фантомы быстро бежали в атаку, грозно размахивая мечами да алебардами, и что-то беззвучно кричали, наверное, издавали боевой клич. Еще одно движение руки затворника, и слизь, покрывавшая стену особняка, ожила, из нее стали появляться точь-в-точь такие же солдаты, только форма на них была другой, не красно-синей, а однородной черной. Видимо, гиндал или поленился, или просто не счел нужным придавать правдоподобность своим фантомам. Два войска сблизились, и начался бой, одно из тех сражений, каких бывший полковник давненько не видел и по которым он, если честно признаться, немного соскучился. Сердце учащенно забилось в груди моррона, его охватил нездоровый азарт, однако жестокий и подлый затворник не дал ему насладиться завораживающим видом массового ристалища. Он щелкнул пальцами, и стена вновь стала прежней, грязной и серой.
– Мда, не завидую господину Норвесу, – задумчиво произнес гиндал. – Создать столько фантомов непросто, да и поддерживать их та еще морока… Учитывая примитивные технологии симбиотов, они потратили на жалкий полк немало и сил, и средств. Каких-то шесть-семь сотен солдат да дюжины три орудий стоили им целого состояния, разорились, наверное, «ястребки», – не скрывая ехидства, затворник мерзко захихикал. – Потратились основательно, но ничего, еще наворуют. Но вот если бы дурни живых солдатушек нагнали, это им куда дешевле обошлось бы!
Аугуст окончательно запутался. Гиндал вроде бы попросил морронов о помощи, поэтому Штелер и оказался здесь. Но, похоже, затворника мало интересовало сражение, идущее за стенами дома, да и к могущественным врагам он относился как-то чересчур пренебрежительно.
– На самом деле попытки «Ястребиного Когтя» разрушить твой дом не столь уж и тщетны, – «успокоил» барона затворник, продолжавший расхаживать взад-вперед и до сих пор не показавший лица под капюшоном. – Геарвес… ну, та субстанция, та слизь, которую ты, как и остальные жители города, видишь, продержится еще часик, быть может, полтора, а затем враги ворвутся в дом.
– Что от меня требуется и о чем ты собрался говорить? – избрал сухую манеру общения моррон.
– Говорить о многом, а от тебя требуется лишь слушать, воспринимать слова, размышлять над сказанным и делать выводы, – ответил затворник и резким рывком откинул с головы капюшон. – Не волнуйся о том, что снаружи. Поверь, эта магическая возня тебя не касается. Это лишь листья, опадающие по осени с деревьев, капли дождя, орошающие землю, причудливый пейзаж – одним словом, фон, мишура, недостойная даже малой доли нашего с тобою внимания!
Как ни странно, но барон поверил противоречащему здравому смыслу заявлению. Во-первых, потому что голос гиндала оставался ровен и спокоен, а во-вторых, моррон наконец-то увидел лицо и глаза то ли врага, то ли союзника. Эти глаза не могли врать, они были выше лжи, в них светилось знание наивысшей истины и таилась смертельная усталость. Вендерфортский затворник действительно оказался сержантом Жалом, одним из защитников Великой Кодвусийской Стены, попавшим в плен к эльфийским ученым и ставшим жертвой их бездушных экспериментов. Это лицо Штелер уже видел несколько раз, видел во снах, только теперь оно сильно состарилось, покрылось сеткой глубоких морщин, да и волосы гиндала были совсем седыми.
– Вижу, признал, – слегка улыбнулся сержант, то ли прочитавший мысли моррона, то ли бывший в курсе его снов. – Говорить буду я, и поведаю тебе о многом! Твоя ж забота – слушать, слушать и еще раз слушать, – ультимативно заявил затворник, поленившийся сотворить табурет и усевшийся прямо на воздух. – Но прежде чем начнем беседу…
– Скорее уж исповедь. Что, решил в грешках покая… – перебил было барон гиндала, но вдруг почувствовал, что язык во рту распух и отяжелел.
– Не беспокойся, это пройдет, не люблю, когда перебивают. Это неприлично! – видимо, пошутило таинственное существо. – Так вот, прежде чем начнем беседу, изволь ответить всего лишь на один вопрос. Меня мучает любопытство. Почему ты решил прорваться в дом через площадь с войсками, а не воспользовался подземным ходом, как, я предполагал, поступил бы любой здравомыслящий человек на твоем месте?
– Ну вот еще, что я, с ума сошел, под землю лезть? Хватит с меня, только из подземелья вырвался – и опять к бесам в пасть? Ненавижу корни, ненавижу деревья! – поскольку язык так и не двигался, лишь подумал моррон, но, к его удивлению, мысли прозвучали вслух, по крайней мере, он сам их слышал.
– Понятно, иррациональный страх, фобия, – как заправский ученый муж, пришел к заключению гиндал, – что ж, в тебе многое осталось от человека, хоть ты и моррон. Признаюсь, меня это радует. Значит,
