Он начал прокладывать дорогу через новый завал, проклиная тех, кто так тщательно соорудил его. Темнота шевелилась, звучала сыплющейся землей, и Семену казалось, что его зарывают заживо.
Сдирая кожу на локтях, он проник в следующую пещеру. Зажег спичку и увидел в двух шагах от себя дубинку. Рядом с ней стоял закрытый крышкой сосуд, похожий на грушу. Семен взял в руки дубинку. Впрочем, он ошибся. Это была не дубинка, а палка, обернутая на конце просмоленным войлоком. Он снял крышку с сосуда. В нос ударил острый запах нефти.
«В спешке забыли факелы, — подумал он. — Да здравствует спешка и забывчивость древних!»
Он макнул палку в нефть, чиркнул спичкой и протянул факел вперед. В стенах коридора замерцали, радужно переливаясь, выходы кварца.
Семей бодро двинулся в путь. Но теперь он почувствовал жажду. Губы пересохли. Он открыл банку рыбных консервов, выпил соус, но это не помогло.
Внезапно заметил впереди несколько ответвлений пещерного коридора. Какое из них выбрать? План не давал четкого ответа. Может быть, неточно перерисован? Рывком сбросил сумку и лихорадочно начал рыться в ней. Куда запропастилась плитка?
Вот и она! Нет, он не ошибся и точно скопировал план. Просто синяя краска на линии стерлась. Надо же, чтобы именно в этом месте! Делать нечего, придется самому выбирать направление.
Одно ответвление почти полностью загородила обрушенная порода. Может быть, именно через этот обвал лежит его путь?
Он медлил. Растерянный взгляд наткнулся на знак, выцарапанный на стене. Он поднес факел ближе, и на уставшем лице появилась улыбка. Там была стрелка. Ее острие направлялось на почти засыпанное отверстие. Вверху, как оттаина в морозном окне, чернел узкий лаз. Нужно добраться до него. На мгновение Семен пожалел, что рядом нет хотя бы одного из спутников, например Степана Кийчика. Вдвоем было бы легче.
И Семен разозлился на себя и даже на Степана, который вечно надоедал расспросами, а теперь, когда был нужен, не оказался рядом.
Пламя факела колебалось, тени то надвигались со всех сторон, то расходились.
«Отступаешь от своих принципов, старик», — презрительно сказал он себе, и, как всегда в таких случаях, это подействовало. Ему было почти все равно, что думают о нем другие. Главное, что думает о себе он сам. А поблажек себе он не давал и никогда не выискивал «смягчающих вину обстоятельств».
Семен ухватился за выступ, изо всех сил подтянулся, оперся ногой о камень и через минуту был уже по ту сторону лаза. Тяжело дыша, присел на землю и вытер пот сразу почерневшим платком, притронулся ко лбу, чтобы смахнуть прядь волос, и отдернул руку. Она была холодной и влажной. Сначала он ни о чем не мог думать — просто отдыхал, а потом очень ясно представил лицо Нины в профиль: небольшой лоб, прямую линию носа, ярко накрашенные губы, округлый подбородок. Семен знал, что она его любит.
Ему нравилось, что женщина с профилем, похожим на древние римские барельефы, так неравнодушна к нему.
Его часто мучила совесть. Он боялся, что другие заметят выражение ее глаз и будут над ней смеяться. Но другие не смеялись. И тогда он сам начал подшучивать над ней, правда только наедине.
Он подумал: «Это, конечно, плохо. Но что я могу поделать? Я люблю, когда меня любят, но никого не заставляю ни влюбляться, ни помогать мне. Вот сейчас мне бы пригодились спутники. Но их нет — я иду один. И все равно дойду».
Семен тяжело поднялся, отряхнулся и снова пошел вперед. Очень хотелось пить.
Он то шел, то полз, и ему все время казалось, что он слышит ускоренное тиканье часов на руке. Глаза устали смотреть на пламя факела и слезились. Но когда он закрыл их, то продолжал видеть кровавое пламя.
Семен открыл глаза и прямо перед собой у стены коридора увидел кувшин. Подполз к нему. Это был не мираж. Обычный глиняный кувшин, плотно закрытый кожаным колпаком и заслонкой. На нем тот же знак, что и на скале. Семен снял заслонку и крышку. Наклонил факел. Пламя, вернее, отражение его заколебалось в кувшине. Он втянул носом воздух. Пахло водой, пресной и прохладной. Он знал, что это обман. И просто, чтобы не оставалось сомнения, наклонил сосуд. Прохладная влага омыла его воспаленные губы. Он не мог удержаться и жадно глотнул. Еще и еще. Захлебнулся, закашлялся и в ярости, продолжая кашлять, раздирая гортань, глотал слегка солоноватую воду, имеющую странный привкус, как будто в нее что-то добавляли. Может быть, для того, чтобы она за все эти долгие столетия не испарилась и не испортилась…
Семен провел ладонью по шероховатой поверхности кувшина, и ему показалось, что он притронулся к чьейто натруженной руке. Нет, кувшин не могли просто забыть. Отчего-то вспомнилось, как Мария Александровна, отложив работу и забросив домашние дела, три дня сидела над систематизацией описаний последних раскопок, чтобы он мог наметить дальнейший путь поисков. И как вместе с другими поздравляла его с удачей: «Мы гордимся, что работаем вместе с вами». И при этом забыла поправить сбившийся на сторону кружевной воротничок.
Семен пил еще несколько раз, поднимался и опять возвращался к кувшину, не в силах уйти от него и не решаясь взять с собой, чтобы по дороге не расплескать драгоценную влагу.
Он подумал о цели — о сокровище атанов. Может быть, там ждут его груды сверкающих украшений или свитки пергамента, из которых станут наконец-то ясны история атанов и загадки их математики?
Наконец он плотно прикрыл сосуд и, взяв его в правую руку, а факел в левую, снова двинулся в путь. Миновал несколько соединенных коридорами пещер и остановился перед каменистой стеной.
К ней был прислонен кетмень, а на полу лежал точильный брусок. Их могли и забыть. Но не слишком ли много случайностей и забывчивости? Тут что-то другое…
Смутные догадки возникали, как паруса на горивонте. В груди очень медленно таяла синяя льдинка, имеющая много названий. А может быть, дело здесь было и не в благодарности древним, а в утоленной жажде, и мир теперь виделся ему в ином свете?
Семен поднял кетмень и начал долбить стену. Он долбил и долбил без устали. Отдыхал, пил воду и опять долбил. Кетмень погрузился в мягкий грунт. Еще несколько ударов, и он, сдвинув один из больших камней, влез в узкую щелк, очутился в просторной круглой пещере. Тени окружили его, как дикое и свирепое племя, собравшееся на защиту своего сокровища. А оно было рядом и оказалось совсем не таким, каким он мог себе представить…
Гранитная полированная плита уходила под потолок пещеры. На ней виднелись глубоко высеченные математические значки атанов.
Семен бормотал:
— Один плюс один равняется двум и…
Опять тот же значок — стрелка в прямоугольнике. Значит, 1-1-1 равно не просто 2, а 2 и а.
Он рассеянно смотрел на эту изначальную формулу математики, постепенно приходя в себя. Перевел взгляд ниже, на другие надписи, вернее, геометрические фигуры. Две из них были знакомы — треугольник и круг. И мгновенно, как при вспышке молнии, он сопоставил фигуры и формулу и все понял. Понял и то, что означает загадочный знак атанов.
Под первой формулой было ее объяснение. Один треугольник плюс другой треугольник равнялся не просто двум треугольникам, а давал новую фигуру — ромб, или вершину стрелы, или один треугольник, если они накладывались. К одному кругу добавлялся второй, они пересекались в разных местах, каждый раз образуя новую фигуру…
По аналогии он подумал: «Один ручей плюс другой могут быть и просто двумя параллельными ручьями. Тогда знак атанов будет равен нулю. Но, сливаясь, они могут образовать реку… Некий икс, который всегда нужно учитывать, новое качество — вот что определяет стрелка в прямоугольнике!
А всегда ли мы учитываем это?
Ведь одна частица плюс другая частица почти никогда не будут просто две частицы. Их сумма уже содержит в потенциале новое качество, связанное с выделением энергии и превращением частиц. Тут нет ничего нового — закон диалектики, несколько иначе сформулированный: в самом количестве уже скрыто качество. И все же мы часто не учитываем его потому, что это не заложено в простейшие арифметические формулы, которые становятся с самого детства основой нашего мышления, воображения, мелодией чисел, постоянно звучащей в мозгу…
