Человек лет тридцати пяти, сосредоточенный, углубленный в свои мысли, остановился на углу Пушкинской и бульвара Шевченко, поднял взгляд на птиц, и вдруг озорная мальчишеская улыбка изогнула его губы, он протяжно свистнул, пугая птиц, чтобы они взлетели повыше.
И пошел дальше, покачивая плечами и поглядывая по сторонам.
Он взбежал по широким серым ступенькам и поднялся на третий этаж. Навстречу спешил другой молодой человек в белом халате.
— Привет, Женя. Опять проспал?
— Ладно, старик, не ворчи хоть сегодня, в день Большого опыта! Ты в виварий, Борис?
Борис кивнул головой и пошел по длинному белому коридору. Он открыл дверь с буквой «v».
Здесь находилось отделение вивария. Это было настоящее сборище уродов. Кошки без ушей, крысы с двумя хвостами, слепые морские свинки, собаки на дрожащих лапах, лысые кролики…
Борис грустно наблюдал за ними, стоя у металлической сетки. Пока виварий уродов продолжал пополняться. Он как бы олицетворял ошибки ученых, нелепые случайности, которые все еще нельзя было учесть. Правда, с тех пор, как в лаборатории появился «РИК» — регистратор информации системы Кондайга — поток уродов уменьшился во много раз. И все же опытов на людях, даже безнадежно больных, нельзя было начинать. Впрочем, сегодняшний Большой опыт может изменить это…
Борис наметил несколько кроликов и четырех собак. Если они превратятся в нормальных животных, тогда, значит…
Он подумал: «Вот мы готовим оружие против болезней, может быть, самое могучее, какое знало человечество. С его помощью мы сможем, когда понадобится, изменять наследственность, восстанавливать норму, создавать новые виды животных, растений. Но мы почему-то редко думаем о величии того, что скрывается за нашей будничной работой. А если бы думали чаще? Помогло бы это нам или помешало?»
Он представил себе измученных больных людей, калек, ждущих исцеления или потерявших веру в него; горе матери, родившей ребенка-урода; отчаяние человека, заболевшего по вине своего предка…
Сзади послышались грузные шаги препаратора.
— Приготовьте для опыта этих, — сказал Борис, указывая на животных.
Он вернулся в лабораторию. Евгений, перебрасываясь шутками с другими сотрудниками лаборатории, позвякивал пробирками. Сегодня его тяжелая артиллерия — ультразвуковые аппараты, колонки для электрофореза, суперцентрифуги — бездействовала.
Борис придвинул к себе одну из колб и стал болтать в ней стеклянной палочкой, наматывая липкие белые нити. Он следил, как на конце палочки образуется словно бы ватный тампон. Предстояло очистить его спиртом, а затем изучать. Это была ежедневная, будничная работа. Но иногда Борис давал волю своему воображению. Его охватывало волнение, которое — если бы он не стыдился подобных слов — можно было назвать благоговейным.
«Как тесно связана фантазия с реальностью! — думал он. — Стоит правильно увидеть фантастическое, и легко представляешь его уже сбывшимся. Стоит по-особому взглянуть на реальность, и поражаешься ее фантастичности».
Он смотрел на белые нити, наматывавшиеся на палочку. Это была дезоксирибонуклеиновая кислота, ДНК. Три буквы, которыми пестрели учебники генетики, означали иногда печаль или надежды, страдания или радость. Потому что в ДНК, в построении ее молекул заложено начало и программа тех удивительных превращений, которые приводят к образованию индивидуальных черт, особенностей живого организма. С ДНК связаны цвет глаз, профиль, форма ноги и то, что называют предрасположением к той или иной болезни, а иногда и сама болезнь — уродства, размягчения костей, глухота, слепота, безумие.
И разве не было фантастичным, что это могучее и грозное вещество, незаметные изменения которого приводят к стойким наследственным изменениям, он, Борис, и его товарищи искусственно производили в колбах, наматывали на стеклянные палочки, изменяли в соответствии со своими планами?
Вот и ДНК, которую он сейчас наматывает на палочку, искусственно изменена. Она должна вызвать у лысых кроликов рост шерсти и прекратить дрожание ног у собаки-урода. Она должна вернуть в норму ДНК, содержащуюся в клетках этих животных. Если опыт удастся, можно будет перейти к лечению людей. Правда, получать ДНК с направленными изменениями все еще не так просто.
Борис очистил полученную ДНК и понес ее к «РИКу». Затем включил анализатор. В окошке вспыхнула красная зубчатая линия, заданная по программе. За ней проходила лента регистратора, и зубцы все время сравнивались. Казалось, что зубцы совпадают. Но Борис знал, что когда он посмотрит фото, на них будут видны небольшие отклонения.
Он тяжело вздохнул: «Без неточностей не обойтись. Мы всегда приближаемся к истине, к идеалу и никогда не достигаем их. Надо довольствоваться тем, что возможно».
В лаборатории появился высокий седой, с юношеской гибкой фигурой профессор Ростислав Ильич. Он подошел к Борису и задышал над его ухом. Потом сказал, обращаясь ко всем:
— Будем вводить животным основную порцию. А Борис Евгеньевич тем временем проверит и приготовит дополнительное количество.
…Прошло несколько недель. В первое отделение вивария все лаборанты ходили по нескольку раз в день. Некоторые уже отмечали в состоянии подопытных животных изменения, и как раз те, которых добивались. В лаборатории установилось особое настроение, смесь торжественности и нетерпения.
И внезапно погибли два кролика. От чего? Установить пока не удалось. В эти дни Ростислав Ильич и Борис ходили с красными от бессонницы глазами. Часто билась лабораторная посуда, но не «к добру».
У самого входа в виварий Борис столкнулся с Евгением.
— Слушай, Борька, — заговорщицки зашептал тот. — Давай сегодня смоемся пораньше. В «Комсомольце» идет новая комедия.
Борис ничего не ответил. Но ведь от Евгения не отцепишься.
— Говорят, там такие коллизии!
Борис вскипел:
— Как ты можешь… сейчас?!
Он вошел в виварий, осмотрел подопытных. Еще два кролика выглядели плохо. Зато на остальных заметно стала отрастать шерсть.
Он смотрел на них и в который раз представлял себе истерзанных, отчаявшихся людей, разуверившихся в исцелении… Его размышления прервал голос Евгения:
— Разрешите узнать, какие великие мысли готовится извергнуть ваш мозг?
Борис даже побелел от злости. Или разругаться серьезно, или… Он повернулся к Евгению и, сдерживая себя, очень спокойно произнес:
— Понимаешь, я подумал о том, что мы уже на подступах, а тем временем все еще гибнут люди. И в каких мучениях! Ты представляешь, что это такое — размягчение костей или врожденный идиотизм?.. Или еще что-нибудь…
Евгений двинул бровями, видимо, хотел отшутиться, и вдруг насупился:
— У соседки девчонка. Восемь лет, не говорит ни слова. А в глазах смышлинки играют и часто — боль… — Без всякого перехода он добавил: — Мы могли бы оставаться на два часа после работы… А что, думаешь, видишь ли…
Теперь невольно улыбнулся Борис: против характера Евгения годы бессильны. Другие стареют, меняются, становятся цельнее или хотя бы скрытнее, а этот такой же, каким был в институте. Мечется во власти настроений, берется то за одно, то за другое.
Он ушел в лабораторию и углубился в работу. Через несколько минут над самым ухом раздался заговорщицкий шепот:
— Ну, старик, так смоемся в кино?
4
— Хэлло, Хью!
