больших камня и уселся на один из них. Пал не любил бывать в дозоре, потому что одиночество и ночное безмолвие помимо воли навевали думы о Йоланке. Рано или поздно от этих дум он приходил в такое отчаяние, что исцелить его могла только новая битва. И не мудрено, что душу такого несокрушимого воина терзала глубокая печаль: перед ним, совсем простым парнем, нежданно-негаданно появляется прелестная фея; она сходит со своего белоснежного коня, кружит ему голову, заковывает в цепи сердце, а потом, словно по волшебству, исчезает. Правда, он может издали любоваться ею, глядеть, как гуляет она в окружении знатных господ. А она изредка одарит улыбкой, иногда тайком махнёт рукой. Да, хоть он и незнатный и бедный парень, но гордости у него хватает, и он поскорей отводит глаза, потому что не нуждается в улыбке, которую ему бросают как милостыню.
Наконец, чтоб ещё сильней ранить сердце Кинижи, Йоланка вместе с отцом приехала в лагерь. Живёт неподалёку, в крепости Шпильберг, на расстоянии полёта стрелы. Стрела, конечно, долетит до её жилища, но вздоху влюблённого юноши не проникнуть сквозь толстые стены замка… «Если б можно было поговорить с ней один-единственный раз, сказать ей правду прямо в глаза: «Ты одна виновата во всём — ты начала со мной эту жестокую игру».
Шорох, раздавшийся среди ветвей, вывел Пала из глубокой задумчивости. Он вскочил. Выхватил меч. И вот из тьмы выступила завёрнутая в плащ человеческая фигура. Плащ распахнулся, скользнул на землю, и в изменчивом свете костра перед Палом явилась Йоланка.
Она стоит перед ним. Это не сон: она действительно здесь, и он может осыпать её упрёками. Но Пал не мог вымолвить ни единого слова, с его уст лишь тихо слетело её имя:
— Йоланка…
— Вот и я… Я пришла, — сказала она. — Я же знаю, что ко мне ты прийти не можешь. Поэтому я пришла к тебе.
Пал, потрясённый, только сейчас пришёл в себя.
— Ночью? Одна? Ведь неприятель совсем близко.
Йоланка улыбнулась.
— А я не трусиха. Мне не раз представлялась возможность выучиться храбрости у своего отца.
— Так ты меня не забыла?
— Как мне забыть тебя, когда в лагере столько о тебе говорят! Я затем и беседую с другими витязями, чтобы услышать твоё имя.
Пал долго молча смотрел ей в глаза, словно в них пытался прочесть, правду ли она говорит.
— Как ты узнала, что я здесь? — спросил он наконец.
— Мне сказал Буйко — лежебока короля.
— Буйко? — засмеявшись, воскликнул Пал. — Ведь он не смеет и рта раскрыть.
— С другими не смеет, зато со мной тайком беседует часто. И очень много рассказывает о тебе!
— Верный Буйко! Хорошо бы нам быть всегда вместе.
Тут Йоланка вынула из кармана разукрашенную камешками серебряную подковку.
— Вот что он тебе посылает. Узнаёшь?
— Как не узнать! Ведь тётушка Оршик хранила её в память о моей бедной матери.
— Она послала эту подкову с вербовщиками Буйко, чтобы он передал её тебе. Старая кормилица послала её затем, чтоб она приносила тебе счастье в бою.
— Милая, добрая тётушка Оршик… Увижу ли я её когда-нибудь?..
Пал спрятал в карман серебряную подкову, усадил Йоланку на один из камней, а сам сел на другой. Сперва разговор у них часто обрывался, но мало-помалу тихая ночь, приветливый огонь костра настроили обоих на задушевный лад. Обоим казалось, что их согревает тепло домашнего очага… Их общего домашнего очага. И тогда Пал и Йоланка принялись мечтать и строить планы на будущее, как повелось от сотворения мира и как будет во веки веков у всех влюблённых на свете…
Но вот звук далёкой трубы оторвал Пала от тихой беседы. Этот сигнал означал, что дозорный должен подняться на вершину холма и с помощью огня дать знать своим, грозит ли опасность или ночь тиха и всё кругом замерло в сонном покое и неподвижности. Пал вынес из палатки тонкий длинноязыкий факел и зажёг его от костра…
— Пойдём со мной, — сказал он Йоланке. — Оттуда хорошо видно до самого Брюнна. Погляди вон туда: как высоко горят неприятельские костры! Возможно, завтра начнётся великая битва. Твоя любовь будет мне путеводной звездой и удесятерит мои силы… Вот увидишь, скоро отец твой сочтёт меня достойным своей прекрасной дочери.
X. Йоланка засыпает
Едва отзвучал голос далёкой трубы, как неподалёку в чаще что-то захрустело и из тени кустов выскользнули две тёмные фигуры. Они прокрались к месту, где лес редел и куда проникал слабый свет звёзд.
— Вот повезло, что в эту минуту его нет на посту, — прошептал один из двух. Это был Тит.
— Ступай же скорей, — сказал второй, в котором нетрудно было узнать мстительного Голубана. — Нет, постой!.. Ты уверен, что этот турецкий яд не смертелен?
— Да, уверен. Тот человек клялся всеми святыми, что от этого яда только крепко спят. Он сидит в твоём лагере как заложник. К тому же сюда он пришёл не за смертью, а за щедрой наградой.
— Тогда иди, но смотри не шуми. А если заметят, знай: венчаться тебе со смертью, — сказал Голубан и пропустил Тита вперёд. — Иди же. Если тебе повезёт, награда себя ждать не заставит.
И Тит пошёл, хотя знал, что ввязывается в опасное приключение. Но у этого труса жажда мести и богатой наживы оказались сильнее, чем инстинкт самосохранения. Он подкрался к костру и высыпал из кожаного мешочка в огонь горстку чёрного порошка. Костёр вспыхнул синеватым пламенем, потом потемнел. Когда Тит вернулся к хозяину, из костра поднимались лёгкие струйки беловатого дыма. Но пламя не разгоралось, не вспыхивало, костёр издавал лишь слабое шипение.
А через несколько минут к костру подбежала Йоланка.
— Странная ночь — внезапно похолодало, — сказала она и наклонилась над костром, стараясь раздуть огонь.
Спустя минуту она выпрямилась и глубоко вздохнула:
— Ох, как хочется спать… Уже поздно, Пал. Я ухожу…
Но Йоланка не смогла ступить и шагу. В следующее мгновение она бессильно опустилась на руки подоспевшего Пала. Пал перенёс её к палатке и уложил на недавно сброшенный плащ. Вдруг он тоже почувствовал, что его веки тяжелеют, но могучий организм поборол действие яда. Он взглянул на костёр, увидел странный померанцевый цвет огня и сразу понял, откуда опасность. К счастью, он уже знал о существовании турецкого яда, добываемого у змей, обитающих в пустыне. Этот яд, попав на огонь, усыпляет всё живое вокруг. Пал поднял с земли громадный камень, который с места не сдвинули бы и трое силачей, и швырнул в костёр. Огонь сразу погас, и костёр исчез, словно каменная громада вогнала его в землю.
В это время над холмами по ту сторону долины взошла луна. Сперва она, будто горящий стог сена, затерялась среди неприятельских сторожевых костров; потом раскалилась и стала румяной. И казалось, будто огонь одного из этих далеких костров взмыл к ночному небу; ещё мгновение — и полная, круглая луна залила белесоватым светом лесную опушку. Пал зорко вглядывался в ночь, освещённую бледным светом луны, чутко прислушивался к затаившейся тишине, но ночь безмолвствовала: ни шороха, ни звука. Тогда он снова наклонился над Йоланкой.
«Яд не смертелен, он лишь навеял на неё сон… Но кто этот подлый, коварный злодей?» Внезапно в мозгу его блеснула какая-то мысль. Он уселся на камень, опустил голову на руки и сидел не шевелясь, как будто заснул. «Может, удастся обнаружить преступника?» — думал он.
При свете луны, поднимавшейся всё выше, Тит и Голубан хорошо разглядели фигуру неподвижно сидящего парня и девушки в белом платье, лежавшей на земле.
— Спят, — сказал Голубан, — покончим с ним!
