тому, чтобы этому прикрытию придать силу и значение наступления и, следовательно, вместо того чтобы наступать по двум линиям, как то безусловно вызывается положением государств, начать наступать по трем линиям, чего вовсе уже не требуется; эти три линии, пожалуй, обратились бы затем в пять, а там и в целых семь, и этим путем в порядок дня была бы доставлена вся старая волынка.
Оба наши наступления имеют каждое свою цель; развернутые в них силы, по всей вероятности, значительно превосходят силы противника; если каждое энергично пойдет своим путем, то они несомненно окажут друг на друга благотворное влияние. Если бы одно из двух наступлений подверглось неудаче вследствие того, что неприятель очень неравномерно распределял бы свои силы, то можно с полным правом рассчитывать, что успех другого сам собой загладил бы этот ущерб, а в этом и заключается истинная связь обоих. Связь, распространяющаяся на события каждого дня, конечно, по дальности расстояния между ними существовать не может, да она им и не нужна; поэтому непосредственная или, вернее, прямая связь между ними не имеет особой цены.
Но неприятель, которого атакуют в самое нутро, не будет располагать крупными силами для перерыва этой связи; единственно, чего можно опасаться, это перерыва, вызванного местным населением, поддержанным летучими отрядами; на это предприятие противнику не придется и затрачивать настоящих войск. Для поддержания связи будет достаточно отправить из Трира в направлении на Реймс корпус в 10000-15000 человек, преимущественно кавалерии. Этих сил будет совершенно достаточно, чтобы прогнать любой партизанский отряд и держаться на линии фронта большой армии. Этот корпус не обязан ни блокировать, ни наблюдать крепостей; он будет проходить между ними и, не связывая себя каким-либо постоянным базированием, будет уклоняться в любом направлении от столкновения с превосходными силами. Крупное поражение постигнуть его не может, а если бы оно и имело место, то это не было бы большим несчастьем для целого. При таких условиях подобного корпуса, вероятно, будет достаточно для того, чтобы служить промежуточным звеном между обеими наступающими армиями.
г) Обе второстепенные группы, а именно - австрийская армия в Италии и английский десант, могут разрешать свои задачи так, как им покажется лучше. Если они не останутся вовсе праздными, то главное уже сделано; во всяком случае ни одно из двух крупных наступлении не должно быть поставлено в какую- либо зависимость от них.
Мы твердо убеждены, что таким путем Франция может быть сокрушена и наказана всякий раз, как ей вздумается вновь проявить ту заносчивость, с которой она угнетала Европу в течение последних ста пятидесяти лет. Лишь по ту сторону Парижа, на Луаре, можно добиться от нее тех условий, которые необходимы для мира Европы. Лишь этим путем можно быстро выявить естественное соотношение между 30 и 75 миллионами душ населения, а не способом, практиковавшимся в течение полутораста лет, когда эта страна бывала обставлена от Дюнкирхена до Генуи полукольцом армий, преследовавших до полусотни разнообразнейших мелких политических целей, из которых ни одна не была достаточно крупна, чтобы преодолеть инерцию, трения и чуждые влияния, постоянно зарождающиеся и вечно возобновляющиеся повсюду, особенно же в союзных армиях.
Как мало подобному распорядку соответствует первоначальная организация союзной германской армии, читатель сам может заметить. Вследствие этой организации федеративная часть Германии образует ядро германской мощи, а Пруссия и Австрия, ослабленные этим, теряют присущее им значение. Федеративное же государство для войны представляет весьма дряблое ядро, в нем нет единства, нет энергии, нет разумного выбора полководца, нет авторитета, нет ответственности.
Австрия и Пруссия составляют два естественных ударных центра германской империи; они составляют центр размаха, силу клинка; это монархические державы, привыкшие к войне, у них свои определенные интересы, самостоятельная мощь, они первенствуют среди других. Этим естественным очертаниям и должна следовать организация, а не ложной идее единства. Эта идея в данном случае совершенно невозможна, а тот, кто в погоне за невозможным упускает возможное, тот - глупец.
Приложение.
Важнейшие принципы войны[381]
Дополнение к курсу, читанному лично кронпринцу
Эти основные принципы являются плодом долговременных размышлений и систематического изучения военной: истории; все же они мною лишь были намечены, а форма их не выдерживает строгой критики. Я останавливаюсь только па важнейших вопросах, так как вынужден к известной краткости. Задача этих принципов - не сообщить определенный круг знаний, а лишь явиться учебным пособием, ведущим к самостоятельным размышлениям.
I. Общие принципы войны
1. Теория войны преимущественно занимается исследованием вопроса, как добиться на решительном пункте перевеса материальных средств и преимуществ. Но последнее может оказаться и невозможным; тогда теория учит и тому, как принять в расчет величины морального порядка, например, вероятные ошибки противника, впечатление, производимое отважностью предприятия, даже наше собственное отчаяние. Ведь это отнюдь не выходит из пределов военного искусства и его теории, так как последняя представляет не что иное, как здравое размышление по поводу любого положения, в котором можно очутиться на войне. На самых опасных из таких положений надо чаще всего останавливать свое внимание, чтобы теснее с ними свыкнуться. Этим путем разум может стать основой героических решений.
Иначе представить это дело вашему высочеству может только педант, взгляды которого причинят вам только вред. Вы сами когда-нибудь ясно почувствуете в великие минуты жизни, среди суматохи и неурядицы боя, что лишь указанная нами установка может помочь там, где помощь всего нужнее и где цифровые выкладки педантов оставляют нас без всякой поддержки.
2. Естественно, что па войне всегда стараются иметь на своей стороне вероятность успеха, рассчитывая при этом или на материальное, или на моральное превосходство. Однако не всегда это бывает возможно; часто приходится предпринимать что-нибудь, не считаясь с вероятностью успеха, а именно тогда, когда нельзя сделать ничего лучшего. Если бы мы в таком случае пришли в отчаяние, то наш разум как раз умолк бы тогда, когда он более всего необходим, когда все кажется ополчившимся против пас.
Итак, если против нас даже сама вероятность успеха, то все же не следует считать из-за этого предприятие невозможным или неразумным: разумно оно всегда, раз мы ничего лучшего сделать не можем и при имеющихся у нас скудных средствах добиваемся всего, что только возможно. Дабы в подобном положении не потерять хладнокровия и стойкости, качеств, которые на войне прежде всего подвергаются опасности и которые сохранить так трудно в подобных условиях, но без которых даже при самых блестящих духовных дарованиях человек ни на что не способен, - надо приучить себя к мысли погибнуть с честью, постоянно питать ее в своей груди и с нею свыкнуться. Будьте уверены, ваше высочество, что без этой твердой решимости ничего великого сделать нельзя даже в счастливой войне, а тем более в несчастной[382].
Фридриха II верно не раз занимала эта мысль во время его первых Силезских войн; так как он свыкся с нею, он и предпринял в памятный день 5 декабря свою атаку под Лейтеном, а не потому, что он заранее учел высокую вероятность разбить i австрийцев посредством своего косого боевого порядка.
3. При всех операциях, на которых вы будете останавливаться в том или другом случае, при всех мероприятиях, на которые вы будете решаться, у вас всегда будет выбор между самым отважным и самым осторожным решением. Существует мнение, будто теория рекомендует самое осторожное. Это неправда. Если теория что-либо и советует, то, следуя естеству и войны, она советует самое решительное, т.е. самое
