Как-никак мы в него вкладываем по полной.
— Меня мешки под глазами у него беспокоят, — озабоченно вздохнул Сян и полез в сейф за своим вкладом в игру.
— Так… Типа бессонница… — вялым голосом объяснил Гринни. — Так, на ночь припоминал все, что про Секача говорят. А такие воспоминания, знаешь ли, как-то сна не навевают. Опять же снотворного никогда не пью. А тем более перед хорошей игрой… Так что слегка дурной теперь. Ну ничего. Днем часика четыре поспать успею.
— Это верно, — одобрил его слова Сян, уже наполовину скрывшийся в недрах несгораемого шкафа. — Перед игрой поспать — святое дело. Говорят, изредка везучим сам Киш-ар-Беш в таком сне приходит. Побеседовать. И если его верно понять…
— Не учи ты его, — остановил поток речи китайца хмурый сегодня Тимоти. — Гринни знает, что ему делать перед игрой. А про Киша он тебе самому все сплетни рассказать может, так что не учи дедушку кашлять…
Он был прав. Хотя Киш-ар-Беш и не посещал Гринни в снах, его ум впитал с детства столько россказней и легенд о Непобедимом Боге Игр, что не принимать его всерьез (а так принято относиться к Пестрой Вере и ее богам по всему Обитаемому Космосу) он просто не мог. И никогда не забывал благодарить того после удачной игры маленьким жертвоприношением. Когда купюрой в пять «орликов», сжигаемой перед изваянием Киша, а когда свечкой, затепленной в часовенке Пестрой Веры.
Но у Сяна в уголке его офиса-каморки пропитанная благовониями свечка теплилась перед янтарным, похожим на нэцкэ изваянием другого, тоже вполне заслуживающего уважения бога — изваянием Наири-о- Наори — Доверчивого Бога Надежд.
Решение они приняли уже давно и всерьез. Меняя одни магические игрушки на другие, не сделать ни денег, ни удачи. Приводить в действие магическую мелочовку вроде отдельных монет — себе дороже. И магию транжирить, и только душу себе травить. Для того чтобы счастье действительно улыбнулось тебе, надо завладеть большой массой Магии. Или огромным количеством мелочовки, или чем-то одним, но стоящим. Дары, находки, обмен и поединки для достижения такой цели — путь долгий, ненадежный и порой смертельно опасный. Только одно может привести к цели — победа в Игре!
Правда, завладеть сильной Магией — значит превратиться в мага самому, а в этом есть что-то жуткое. Но каждый делает свой выбор. И Тим, Гринни, Сян и Микаэлла его сделали.
— И чего мы монеты наши под замком храним? — уныло спросил Гринни, наблюдая за копошением Сяна в недрах сейфа. — Просто рефлекс какой-то…
Вопрос он адресовал не кому-то из друзей персонально, а так — в пространство.
— Ведь каждый дурак знает, что магический предмет спереть — только приключения на свой зад поиметь…
Действительно, уж где-где, а в Закрытом Мире и стар и млад сызмальства знали, что предметы Магии можно заполучить лишь пятью, и только пятью способами: найти, поменять на другой магический атрибут, выиграть, унаследовать у предков или у насмерть поверженного в честном бою противника. Купля-продажа, воровство или ограбление могли привести к весьма бедственным для приобретателя последствиям. В лучшем случае — к потере предметом магической силы.
— Что под замком держишь — того не потеряешь! — поучительно провозгласил Сян, появляясь на свет божий с шелковым, расшитым лепестками лотоса сверточком в руках.
Мелодично позвякивающий сверток был помещен в центр очищенного от посторонних предметов столика и с величайшим уважением развернут. Глазам друзей предстали еще три вполне подлинные — это было видно как-то само по себе — магические монеты.
Конечно, в китайской общине не принято «кидать» своих тем более в делах, связанных с магией. Но береженого бог бережет. Гринни подержал по очереди монеты в ладонях. Закрыв глаза, впитал нечто, исходившее от каждой из них, снова разложил на платке и молча кивнул — «порядок!».
Как водится, тут же, в самый неподходящий момент, за дверью кабинета послышался шум: возбужденное лопотание младшего брата Сяна, возмущенные восклицания, издаваемые кем-то весьма знакомым всем трем друзьям. Дверь отворилась, и в кабинет колобком вкатился разъяренный обладатель клетчатого пиджака, импозантной лысины и живописных остатков кучерявой шевелюры, а именно Апостолос Челлини, известный в миру как Енот. Каким чудом в комнатушке уместился четвертый представитель рода людского, объяснить трудно.
Сян молниеносно свернул платок и накрыл его каталогом «Сабатье».
— Тимоти! — сверкнув глазами, произнес Енот. — Я расторгаю сделку! Ты впарил мне невообразимое дерьмо!
Он швырнул на стол дешифратор, который совсем недавно фигурировал как «приз от фирмы» при купле-продаже таинственной «Ангроглиссады».
— Как ты меня тут отыскал? — холодно поинтересовался Тимоти, беря аппаратик и рассматривая его со всех сторон, словно неведомое насекомое. — Что-нибудь не так?
— Не пудри мне мозги! — возмутился Челлини. — Тебя найти сейчас, как говорят на Террамото, легче, чем найти блоху на кобеле сторожа городской помойки! Все Семь Городов знают, что вы, четверо корешей, скинулись монетками под сегодняшний турнир в Чоп-хаусе! Народ бурлит, пари заключает, делает ставки, а ты думаешь, что сидишь, как Мальчик с пальчик под чертовой шапкой-невидимкой! Любому, кто о ваших делах хоть чуть-чуть наслышан, ясно как божий день при хорошей метеосводке, что вы все кучкуетесь у кого-то из вашей четверки! Но у тебя тебя нет, у Гринни тоже. Элли сидит одна и грызет ногти… Это, кстати, очень плохая привычка для девушки ее лет — грызть ногти… И…
— Енот! — остановил его словоизлияния Тимоти. — Кто кому тут пудрит мозги? Если бы ты научился произносить раз этак в десять меньше слов в минуту, ты бы сильно вырос в глазах общества. И люди бы к тебе потянулись… Говори по делу, что не так с вещью?
— Знаешь, Тим, — снова вскипел Челлини. — Нормальному человеку мне проще объяснить, что с вещью «так»! Ее можно включить и выключить — и это самое лучшее, на что она способна! Еще она может работать на прием. Но только на одном канале. Переключить ее никак не можно!
— Стоп-стоп-стоп! — снова притормозил его Тимоти. — Как так «никак не можно»? Парный дешифратор у кого? Ты что — успел уже прикупить такой?
— Да нет! — отмахнулся Енот. — Я такую фигню и не думал покупать. Я просто включил — посмотреть, что будет. А фигня вдруг начала болтать. Отвратительный, между прочим, разговор пришлось выслушать бедному Апостолосу Челлини по твоей вине! Вот послушай!
— У меня труба с этой штукой не согласована, — пожал плечами Тимоти. — И вообще…
— А там внутренний динамик есть, — уведомил его Енот. Тимоти ткнул в клавишу. Каморку наполнило противное потрескивание. Тимоти пожал плечами.
— Нажми «Воспроизведение предыдущего разговора», — подсказал Енот, подпрыгивая от желания предъявить доказательства дерьмоподобия подсунутого ему товара.
Тимоти нажал.
«…Говорил! — прозвучал в динамике хрипловатый низкий голос. — Всегда говорил, что если ты не будешь халтурить, Макс, то все у тебя будет не хуже, чем сейчас. Больше порошка тебе сейчас ни к чему… (Послышалось протестующее кудахтанье, издаваемое на другом конце канала Очевидно, Максом.) Говорю: это тебе же на пользу. Окучивай этих своих зоологов, не халтурь и не петушись. Как принесешь что-нибудь в таком роде, как сегодня, дозу увеличу. Если, конечно, не попытаешься нас обштопать. Знаешь, что бывает за такие вещи?»
Голос с противоположного конца канала заверил, что знает. И попытался вставить что-то еще, но его собеседник, не давая себе труда выслушивать вздорное блекотание, уже отключился от линии.
— Явно антиобщественные элементы сидят на том канале! — констатировал Енот. — Не дай бог, узнают, что какой-то Челлини прослушивает их разговорчики! Очень милую свинью ты мне подложил, Тим! И как я ни корячился, чтоб с этого канала убраться, — ни черта!
— Так, а ты инструкцию читал? — поинтересовался Гринни. — Там должен быть файлик с инструкцией… Может…
— А мне плевать, что там понаписано, в этой инструкции! — снова вскипел Енот. Если я включаю
