но в сочетании с горячим вином… А сон-трава слишком резко пахнет… но, опять-таки винные пары…
— О чем вы, господин Арчеш? — вдова хлопала подведенными глазами.
— Ну, да это не важно. — Старик даже не слушал ее. — Не важно. Хотя, скорее всего, именно непентес. Значит, так. Я отпущу тебя подобру-поздорову, и даже разрешу забрать с собой то, чем с тобой расплатился мой сын. Но за это ты расскажешь мне все, что знаешь сама. Нет? А ты еще глупее, чем я думал. Ну, посуди сама: любой слуга в доме подтвердит, что после поднесенного тобою питья я, Арчеш Мираваль, свалился в жестокой горячке и выжил по чистой случайности. А тем временем экономка найдет в твоих сундуках немало пропавших во время оно вещиц, а в одной из шкатулок обнаружится кое-что из фамильных драгоценностей дома Миравалей. Смекаешь?! Тогда по моему распоряжению братья Брейс отвезут тебя вместе с сыночком в Эригон. А нынешний судья — что уж скромничать — очень многим мне обязан и вряд ли подвергнет сомнению предложенные мною методы дознания. Кстати, хочу тебя заверить, что отравительниц в нашем городе почему-то особенно недолюбливают.
— Но… — глаза вдовы бегали, пальцы суетливо перебирали кружево на манжетах, — но господин ратман, мой брат, не допустит подобного варварского обращения, — она даже попыталась выпрямиться.
— Сириан? — старик чуть ли не засмеялся. — Да, плохи дела дома Миравалей, раз столь щекотливые дела поручаются в нем таким непроходимым дурам… Да мой сын будет не просто рад — а прямо-таки счастлив, узнав, что вы угодили в камеру смертников. Тому, что ты выложишь под каленым железом, никто не поверит, там и не такое рассказывают, лишь бы ублажить дознавателя. А вместе с вами исчезнут единственные свидетели этой темной истории… так что я даже облегчу ему жизнь.
— Ка-каленое железо? — трясущимися губами пролепетала вдова.
— А ты как думала? Придется же выяснять, где ты раздобыла потребное зелье, и кто был твоим сообщником… а ты будешь упрямиться, не так ли? Или сразу скажешь, что непентес добыл твой вороватый сынок?
Арчеш говорил спокойно, только губы у него совсем побелели. И тут вдовицу словно прорвало. Захлебываясь, брызгая слюной, она спешила все рассказать господину судье.
— Я… меня вынудили, заставили! господин Сириан настаивал, говорил, это необходимо для блага линьяжа, а если я откажусь, он выкинет нас на улицу, нищенствовать! Велел присмотреть за девицей, чтобы была довольна и здорова. Потом, когда… дать вам снотворное, чтобы… — она осеклась, не зная, можно ли повторить слова, услышанные от ратмана.
— Не путался под ногами? — старик мрачно усмехнулся. — Ясно. Дальше?
— Дальше… да, так вот. Девицу… — взгляд Арчеша хлестнул по ее лицу, как свежая розга, и она сорвалась на визг — Да, он велел отравить ее! Чтобы никто не смог обвинить господина Риго в двоеженстве и чтобы у линьяжа появился законный наследник!
— Что ты сделала с этой несчастной девчонкой?
— Нет, это не я! клянусь вам, я не делала этого, я не успела! Она расплескала все питье, отпила всего глоток! Потом… — снова заторопилась вдова — потом мы переправили ребенка в Эригон, туда как раз должны были привезти госпожу Мореллу. А девицу ваш сын велел…
— Знаю. — оборвал ее старик. — Знаю.
Помолчав с минуту, он бросил:
— Убирайтесь.
Вдова, вскочив, принялась было слезливо благодарить его, сама не зная, за что, но, увидев выражение лица старика, почла за лучшее удалиться как можно быстрее. Через час из поместья выехала карета, правил которой вдовицын сын; Арчеш запретил слугами сопровождать бывших домочадцев. А еще до наступления сумерек хозяин Серебряных Ключей и сам выехал из ворот, направив спокойную гнедую кобылу прямиком в сторону Поганого болота.
Он доехал до границы болота, спешился и присел на древнем, поросшем зеленым мхом пне, запахнул плотнее полы плаща. По всему было видно, что эти места знакомы ему и он не испытывает ни малейшего страха перед трясиной.
… Арчеш встретил ее в те далекие времена, когда молодые девушки звали его не «ядовитый стручок», а «красавчик Арчеш», а еще — «златоуст Арчеш», и было это чистейшей правдой, потому как он тогда мог уговорить, улестить самую неприступную красотку. Звали ее Осока (в их семействе всем давали такие имена — сестру ее звали Вьюной, мать — Крапивой, бабку — Таволгой… а отцов в тамошнем хозяйстве не водилось), жила она на другом конце болота и могла, при необходимости, перейти его играючи. Арчеш застал ее однажды в господском лесу, куда она явилась без приглашения и без разрешения, нимало тем не смущаясь. У нее были темно-рыжие, с отливом в зелень волосы, и он принял ее поначалу за лесного духа, принявшего телесное обличие. Заговорив с ней, Арчеш с изумлением понял, что Осока ничуть не боится его и не смущается его господским величием. Более того, она с презрением отвегла его притязания, а предложенный золотой небрежно повертела в пальцах, испачканных травяным соком, и уронила ему же под ноги. А когда Арчеш — молодой тогда и горячий — попытался схватить ее, то девушка попросту исчезла, отступив за дерево, она как сквозь землю провалилась. Порасспрашивав в Озерках, Арчеш узнал, что семейство Осоки исстари промышляло знахарством, пользовало окрестных жителей от всяких болезней, а поскольку эти женщины открыто не признавали над собой мужской власти, жили наособицу, и много знали — слава о них шла весьма дурная. Ведьмы, одно слово.
Он стал каждый день ходить в тот самый лес, в надежде снова увидеть Осоку. И увидел. И не один раз. Он влюбился в нее со всем пылом молодости; в ней было что-то… настоящее, подлинное, что несказанно трогало и заставляло трепетать его сердце. Они были счастливы совсем недолго… Арчеша призвал отец. Попеняв сыну за бесцельное прозябание в глуши, он сообщил ему, что пора браться за ум и начинать служить не только своим прихотям — на что тебе, сын мой, было дано немало времени, — но и благу линьяжа. Ты ведь закончил арзахельский университет, сын… и это недешево обошлось нам. Тебя ожидает судейская мантия… с твоей природной пытливостью и недоверчивостью это занятие как раз по тебе. А чтобы твой новый дом не показался тебе таким уж холодным и неприветливым, женись. Да поскорее. Благо невеста уже есть.
Арчеш выслушал отца, не перебивая и не споря; он знал, что рано или поздно ему придется подчиниться его воле. Но последние слова застали его врасплох. Он не был против послужить линьяжу, расплатившись за все удовольствия разгульной жизни, был готов отдать свое время и знания… но не свободу.
Ты удивляешь меня, сынок, сказал отец. Он не сердился, не упрекал, говорил спокойно и размеренно. Мантия городского судьи на дороге не валяется, мэтр судья сам выберет себе преемника. А ты взамен женишься на его дочери. Девушка славная, милая и добрая. Свадьба назначена на первый день осени, как раз через неделю. Успеешь приготовиться.
Арчеш испросил позволения уехать на пару дней, чтобы уладить оставшиеся дела. Отец не отказал, даже предложил денег, чтобы дела были улажены поосновательнее.
… Я должен уехать, сказал он Осоке. Я не принадлежу себе. Но я тебя не брошу… не бойся. Подожди, все еще уладится, я буду часто приезжать… ведь я с ума без тебя сойду!
Она слушала Арчеша, прижимая его голову к груди, гладя каштановые тогда волосы; это она успокаивала его и утешала. Ну конечно, я буду ждать тебя, я всегда буду ждать тебя, говорила она. Потому что люблю.
Проведя последнюю, сумасшедшую ночь в ее хижине на краю болота, Арчеш уехал. Страное чувство не покидало его, будто он предает самого себя, отказывается не от безвестной травницы, а от чего-то такого, что есть средоточие его души. Смехотворно банальная история: молодой повеса и деревенская красавица… да только Арчешу казалось, что он первым в Обитаемом Мире переживает ее. Потом началась полная забот жизнь городского судьи, Арчеш вошел во вкус новой роли, всецело погрузившись в судейские обязанности. Об Осоке он вспомнил только через месяц; и, улучив случай, отправился в поместье. Слуги рассказали ему, что последний раз знахарку видели, когда она отправилась, на ночь глядя, собирать на болоте сумеречные травы, те, что раскрывают свои соцветия только после того, как зайдет солнце. Она делала это не раз, зная все тропки в трясине и не боясь ее ловушек. Но в этот раз болото не отпустило Осоку.
И спустя многие годы, Арчеш так и не узнал, что же случилось с его возлюбленной. То ли подвели ее
