окликнул:
– Свенельд! Сколько недодано было тебе в прошлое полюдье? Свенельд даже растерялся, быстро взглянул на Ольгу, потом перевел взгляд на князя, поднялся. О чем это пресветлый князь? Разве были им недовольны этой весной?
Нет, ответил Игорь, все ладно вышло. Не заметил ли Свенельд открытую вражду со стороны древлян? И опять Свенельд только руками развел. При этом он все же силился намекнуть, что, дескать, хитрят древляне, скрывают что-то.
– Да какого ляда ты несешь, Свенельд? – не выдержал наконец князь. – Все у нас с древлянами ладно, а то, что волхв этот Коста наговорил… Нуда, за Веремуда поквитаться, конечно, можно. Так давай с князя древлянского больше виры[60] за убийство кудесника нашего запросим. Хотя и тут можно истолковать иначе: Веремуд вмешался в дела древлянских кудесников, а по ряду мы этого делать не должны. А теперь о том, что торги стихают. Древляне, конечно, племя дикое, однако хлеба- житушка почти не сеют, за солью не ездят. Проживут ли они без всего этого? Весна только началась, они еще просто не поняли свою невыгоду, а как урожай начнем собирать, те же лесные древляне первыми на торг-мену поспешат. И еще: волхвы недоброе нагадали, беды ждут от древлян. Но что древляне могут сейчас? Войско их развеяно, срубы да ловушки уничтожены. Чародейство же, о котором Коста этот поведал… Ничего-то нового он не поведал, если вспомним, что и Свенельд подобное говаривал. Ну, а если и впрямь неладно, то неужто по всей русской земле не найдется кудесников, которые древлянских чародеев осилят? Тот же Веремуд долго им противостоял… Как говорит этот Коста, силу их умалил. Так что пускай с колдунами колдуны и управляются. Их это дело.
– Древлянские кудесники сейчас сильны, как никогда, – неожиданно подал голос Коста, взволнованно поглядывая то на волхвов, то на княгиню. Однако те терпеливо ожидали, чем окончит свою речь князь.
У князя же от дерзости Косты даже желваки на скулах заходили. Поглядел искоса, чуть шевельнул темными бровями.
– Уным ты был ранее, Коста. Так что не забывай своего места, а то, гляжу, совсем одичал ты в древлянских чащах.
В голосе его скользнули рычащие интонации, он оглядел всех сумрачно.
– Вижу, для себя вы уже решили, на какое дело меня отправить. Древлян побаиваетесь? Ладно, вы свое гнете, но еще не известно, что воеводы мои решат. Эй, Асмунд, Ивор, говорите, любо ли вам пройтись по чащам древлянским, вместо похода на Царьград?
Первым поднялся Ивор, улыбнулся, топорща длинные светлые усы.
– Бояре все о торгах радеют, волхвы о силе чародейской, а я вот что скажу. Неужто Олег зря свой щит на воротах Царьграда прибивал? Неужто ромеи кичливые зря силу русскую почуяли? Уже не первый год идет весть о том, что они уговоры с нами нарушают да обиды людям нашим торговым чинят. Простим ли мы это?
Ольга заметила, как довольно улыбнулся Игорь, и не смогла подавить невольного вздоха. Перевела взгляд на Асмунда. Этот все молчал, теребя пряжку на наборном поясе, закусил губу. Ольга невольно подалась вперед. Асмунд слыл мудрым воином, его даже Олег Вещий среди прочих отличал, лечил его, хворого, а потом при Игоре поставил, советовал слушаться. И Игорь всегда ценил верного Асмунда. Вот и теперь он не сводил с него глаз и, видя, как тот мешкает, даже нахмурился.
Наконец Асмунд поднялся.
– Боги уже несколько солнцеворотов благоволят Руси. Благоприятная погода и хорошие урожаи, никаких междоусобиц, добрые знамения при жертвах. Весь народ светится радостью, юноши и девушки сверкают красой, песни родятся сладкозвучные… Разве были мы когда-нибудь так сильны, как нынче? Но дружина уже устала от праздной жизни, истосковалась по славным подвигам. Погляньте, сколько люда сошлось на призыв князя идти в поход на ромеев. Неужто они захотят вместо чести иноземного похода топтаться по земле диких древлян? Да ведь войско у нас ныне такое, какого никогда еще Русь не собирала. И я скажу, что надо делать то, что и замыслили: Царьград брать да принудить византийцев подтвердить уговоры с Русью. А древляне… Что ж, пока от них напастей особых не было, так чего нам на них первыми идти? Не развяжем ли мы войну и смуту там, где ее нет и быть не должно?
Теперь Игорь откровенно был доволен. Остальные молчали. Вроде бы все верно сказал Асмунд, однако не зря же Веремуд жизнь свою в чащах положил да своего человека с вестью в Киев послал.
– Так быть походу на ромеев! – почти выкрикнул Игорь, стукнув кулаком по резному подлокотнику кресла.
В гриднице воцарилась тишина, и тут подал голос хитрый Свирько. Сказал, ни на кого не глядя:
– Кто ходит за чужой шерстью, пусть не плачется, если стригут его самого.
– Ты!.. – повернулся к маленькому боярину Игорь, даже привстав от гнева. – Ты…
– Я, – спокойно ответил Свирько, тоже поднялся, вытянувшись во весь свой маленький рост, бородку вскинул. – Я так скажу, княже. Мне как купцу торг с Византией более чем кому-либо надобен. Однако может так статься, что, пока ты в дальних краях с воинством ходить будешь, здесь, у тебя под боком, беда лихая случится.
– От древлян, что ли?
– От них. Их чародейство…
– Нет большей силы против чародейства, чем добрый булат! А что древляне мутят… Так здесь есть Свенельд, и именно его забота держать их в узде. Так ли говорю, Свенельд?
– Так, княже.
Теперь посадник Свенельд поднялся, поправил пояс, одернул яркий кафтан, длинные золотистые волосы заложил за уши.
– Ты смело можешь полагаться на меня, княже. Однако и ты должен меня выслушать. Что собой чародейство древлян представляет, я на себе испытал. И скажу – всякое может случиться. Поэтому позволь и мне набрать дружину для будущего полюдья. Коста грозится, что бедой нас древляне встретят, а ты верно заметил, что добрый булат любую силу поборет. Вот и разреши мне собрать рать. Даже не для полюдья, а для похода. Дозволь пройтись по селам и весям, чтобы подыскать в славянских родах способных к воинской науке.
– Дружину свою приумножить хочешь? – хитро прищурился князь.
– Надо, – спокойно ответил посадник – Голову ставлю про заклад, что это надо.
– Ну смотри. Не останься только без головы. А что до дружины твоей… Силен ты стал, боярин Свенельд, дружина твоя славится умением да сноровкой. Будь твоя воля, ты бы и со мной мог силой померяться. Если бы не делал все с оглядкой на княгиню мою. А уж Ольга тебе своеволия не позволит.
Княгиня в первый миг опешила. Потом щеки ее вспыхнули, глаза загорелись. Заметил Игорь, что и Свенельд встрепенулся.
– Ты такое скажешь, княже…
– Знаю, что говорю. А пока – разговор окончен. Ну, что пялитесь, бояре? Моя воля – закон. Расходитесь.
Все поднялись, стали кланяться князю с княгиней, выходить из палаты. Свенельд тоже вышел, спустился по лестнице к галерее, опоясывавшей теремные палаты. Здесь он заметил бояр Прастена и Свирько. Те негромко переговаривались: дескать, взял волю князь, никого не слушает, все по-своему делает. Олег Вещий, тот с нарочитыми мужами совет держал, а тут, если бы не княгиня, Игорь совсем на Киев бы не глядел. Да и вся их варяжская порода такова: свое вершить, с людом не советуясь. Но тут они заметили идущего Свенельда, умолкли, даже кивнули ему, перед тем как распроститься.
Свенельд кликнул дожидавшихся его гридней, принял у них вышитое корзно,[61] накинул, словно для дороги, однако вдруг передумал. Хотел сначала извиниться перед княгиней за неучтивые речи князя, сказать, что он ни помыслом, ни делами повода к тому не давал. А может, просто желал увидеть ее еще раз. Увидеть и уехать, ибо теперь, когда Игорь приехал к жене, у Свенельда не было ни сил, ни желания оставаться там, где почивала княжеская чета.
В тереме Детинца княжьи люди уже укладывались на покой со своими женщинами – у кого были свои, пленные или купленные, – а молодежь искала себе, как водится, компанию. У дверей гридницы стояли с копьями охранники-рынды, сообщившие, что Игорь с Ольгой уже вышли. Тогда Свенельд прошел на окружающую теремные палаты галерею, постоял там немного, оперевшись плечом о деревянный столбик
