Вот тут она, по старому обыкновению, прибеднялась на полную катушку. На столике перед ней стояла бутылка не просто «Семи якорей», а того отборного сорта, что запечатывают синим сургучом, а место пресловутой сухой корочки замещали блюдо с изюмом и тарелка с розовой ветчиной. Между делом, между фразами старуха прихлебывала ром отнюдь не воробьиными глоточками, столь же обстоятельно подкрепляясь заедками, благо зубы у нее были все до единого при себе, хоть проволоку перекусывай.
Сварог, неторопливо расхаживая по каюте, сделал пару шагов в сторону – и за ним тут же повернулась, словно стрелка компаса, черная корявая деревяшка, насаженная на костяной шпенек, каковой, в свою очередь, торчал из толстого, в палец толщиной, пласта высохшей кожи, в незапамятные времена принадлежавшей некоей весьма экзотической и, несомненно, огромной твари, про которую как-то не тянуло расспрашивать. Сварог и не слыхивал, чтобы сейчас обитали монстры с подобной шкурой – тут уж явственно попахивало вымершим драконом.
Перехватив его взгляд, старуха сказала с законной гордостью:
– Оказалось, не такая уж я слабосильная и никчемная, кое-что еще могу… Как, может быть, догадываешься, твое величество, этой механизмой я тебя и искала, а кораблю оставалось только плыть в соответствии с указаниями, понятия не имею, чья это шкура, больно уж стародавняя, но про нее мне, как видишь, не соврали. До сих пор работает, зараза… Так, значит, вернемся к твоей головоломке… Дымные орнаменты, говоришь, с черными искрами, говоришь… И сопротивляться ты не смог, завалила тебя эта Марута, как драгун кухарку… Твое величество, я тебе, конечно, верю, но мужики есть мужики. Скажи честно, она тебя и в самом деле заморочила или ты, мягко скажем, не особенно брыкался? По твоим же собственным описаниям, девка молодая, смазливая, а ты, уж прости за правду, верностью одной- единственной, по моим жизненным наблюдениям, что-то не блещешь…
– Так и было, как я рассказывал, – сумрачно сказал Сварог без малейшего раздражения. Он раз и навсегда постановил однажды, что злиться на вздорную старуху не стоит по причине ее полезности. – Она меня лишила всякого желания сопротивляться. Грельфи, но ведь это неправильно? На меня не действует магия…
– Любезный мой, – ухмыльнулась старуха. – Тебе никогда не говорили, что магия напоминает юриспруденцию – масса скрупулезнейших оговорок, подстрочных примечаний, злокозненных уточнений?
– Слыхивал, – кратко ответил Сварог.
– Ну так что же ты дурачком прикидываешься? Тебе, золото мое, нельзя причинить магией вред. Усек? В настоящей магии – а не в том ее карикатурном подобии, что пестуется наверху – есть два четко выраженных понятия: «вредный вред» и «безвредный вред». Вот от «безвредного вреда» ты как раз нисколечко не застрахован, и лучше бы тебе об этом никогда не забывать в твоей путаной и богатой приключениями жизни, иначе крупно влопаешься когда-нибудь. «Безвредный вред» – соображаешь? Вот, скажем, тебя никак нельзя заставить сожрать помимо воли целого барана или выпить единым махом ведро вина – обычное, в шесть гарнцев. Потому что у тебя от этого переворотит кишки, и даже ты, чего доброго, скончаешься безвременно. А вот от того, что ты часок покувыркался с молодой приятной давалкой, ни малейшего тебе вреда не выйдет… Понял?
– Да, примерно такую казуистическую оговорку я и подозревал, – сказал Сварог задумчиво. – Был похожий случай…
– Вот так-то! Заруби себе на носу эти тонкости, пока не вляпался в очередной «безвредный вред»… – она хмурилась, временами тихонько бормоча что-то под нос, поглядывая на потолок в своей обычной манере размышлять над чем-то серьезным. – А вот если мы займемся расплетанием загадки… Почему она, уже определенно зная – не могла не просечь! – что обморочить тебя не удастся, решила тем не менее завалить тебя в койку… Уж извини, не такое ты мужское сокровище всех времен и народов, чтобы у нее потекли слюнки и возникла неодолимая тяга перепихнуться… В душу пропащую через семь мостов!
С ее изборожденного морщинами лица мгновенно слетело всякое легкомыслие, глаза сверкнули так колюче, недобро, что Сварог остановился посреди каюты, охваченный нехорошими предчувствиями. Он что-то и не припоминал такого выражения лица у старой хрычовки…
– Мне бы оч-чень хотелось ошибиться, но, боюсь, все так и обстоит, – сказала Грельфи без тени веселости. – Во-от оно как… Ну, все сходится… Ты уж, конечно, кончил от всей души, прости старушенцию за интимные подробности… Ну, твое величество…
Слыхивала я о таких ухватках, имевших место быть в стародавние времена, но на моей памяти не случалось, вообще давненько не случалось, точно тебе говорю…
– Чего – не случалось? – спросил Сварог настороженно, уже не ожидая ничего хорошего.
– Вообще-то я тебя черными пророчествами пугать не собираюсь. Признаться по свести, предсказания у меня всегда были слабым местом, в этом искусстве не преуспела…
– Да? – невесело усмехнулся Сварог. – А помнится, во время нашей первой встречи вы мне четко и определенно предсказывали судьбу, довольно долгую речь произнесли…
– Это были не предсказания, – отрезала старуха. – Это было, если точно формулировать, туманное предвидение будущего. В самых общих чертах. А настоящие предсказания всегда гораздо более конкретные.
– Ну, не скажите, – возразил Сварог. – В свое время некая дама, именуемая Лесной Девой, взялась предсказывать всей нашей честной компании. Речь шла именно о предсказаниях, я точно помню. Точнее, о том, как нам суждено умереть. Иным она говорила предельно конкретно, иным – именно что туманными, общими фразами: мол, берегитесь того или этого…
– Слышала про такую, – сказала Грельфи. – Серьезная дама, что уж там. А что до конкретностей… Видимо, дело все заключалось в том, что кому-то из вас на роду столь неопровержимо написан тот или иной конец, что не остается никаких неясностей… а иные могут и избежать слабо предначертанного, если станут чего-то нехорошего беречься… – она пытливо уставилась на Сварога. – Я надеюсь, тебе она предсказывала в туманных фразах?
– Вот именно, – сказал Сварог. – Пожалуй, в этом случае ничего еще не потеряно, а? Есть шансы увернуться…
– Пожалуй, пожалуй… – и вдруг старуха, явственно охнув, наклонилась вперед, впилась в него не сердитым, а, пожалуй что, оторопелым взглядом. – Дура старая, теряю хватку… Что она тебе напророчила?
– «Бойся своей крови», – сказал Сварог. – Нет, не совсем так… Ага! «И своей крови остерегайтесь». Вот теперь я цитирую совершенно точно, словечко в словечко. Да, еще она мне советовала остерегаться мостов, то же, что и вы когда-то… Что касается мостов, я с тех пор…
Он замолчал, испугавшись увиденного. Старуха, побледнев, уставилась на него так, что он невольно обернулся – не возникло ли за спиной некое чудище? Нет, никого и ничего, хоть обычным взором смотри, хоть магическим…
– Дубины стоеросовые, – сказала Грельфи почти незнакомым, севшим голосом. – Ты – оттого, что не озаботился посоветоваться со знающими людьми сразу же, а я – потому что не сопоставила сразу, не догадалась, а ведь следовало бы. Ну конечно. Остерегайся своей крови… Тебе не приходит в голову, что это означает? Да то, очень может статься, что остерегаться тебе нужно собственных детей… по крайней мере, одного из таковых…
– Полагаете…
– Весьма даже полагаю! – отрезала старуха. – Если эта тварь с самого начала все затеяла для того, чтобы заиметь от тебя ребенка – дела скверные. От лара и ведьмы может народиться такое, что… Я даже гадать не берусь, и без того оторопь берет. И, между прочим, этот самый плод любви вовсе необязательно будет к родному папеньке испытывать хотя бы тень сыновней или там дочерней любви или хотя бы дружеского расположения. Случались в старые времена, как выразился бы наш Леверлин, прецеденты… Лар и сильная ведьма… Кому как, а мне холодно делается при одной мысли о том, что за ублюдок получится… В том смысле, что личность это будет весьма незаурядная – и такая головная боль, для тебя первого, что…
Даже не следовало уточнять, шутит она или говорит всерьез – при одном взгляде на ее застывшее лицо становилось ясно, что шутками тут и не пахнет.
– Ладно, – совсем тихо сказала Грельфи. – Авось да обойдется. Еще необязательно, еще не факт, чтобы именно в этот раз… Но я тебя всерьез умоляю, твое величество: впредь, ради собственного блага,
