величие, воспоминания, которые он пробуждал в ней, отнюдь нельзя было назвать приятными. Но, к несчастью, читальная комната Центрального архива была единственным местом, где она могла получить наиболее ценные исторические сведения.
Послышался тихий стук в дверь, и на пороге появилась плотная фигура Оскара Гиббса, державшего в мускулистых руках огромную кипу перевязанных бечевками старинных документов.
– Здесь очень много информации об этой гробнице Сенефа, – сказал он, с трудом перекладывая бумаги на стол. – Странно, что до вчерашнего дня я ничего о ней не слышал.
– О ней мало кто знает.
– Зато теперь в музее только о ней и говорят. – Гиббс покачал коротко стриженной головой, гладкой как бильярдный шар. – Только в этом подземелье и можно было спрятать египетскую гробницу. – Он постоял, переводя дух. – Вы помните распоряжение, доктор Келли? Мне придется запереть вас здесь. Когда закончите, позвоните четыре-два-четыре-ноль. Нельзя пользоваться бумагой и ручкой, кроме тех, что находятся в шкатулках. – Он бросил взгляд на ее лэптоп. – И не снимайте перчатки.
– Я все поняла, Оскар.
– Если я вдруг вам понадоблюсь, найдете меня в архиве. Не забудьте: четыре-два-четыре-ноль.
Наконец огромная бронзовая дверь закрылась, и Нора услышала, как щелкнул хорошо смазанный замок. Она вернулась к столу. От аккуратных стопок документов исходил запах тлена. Нора внимательно просмотрела их, чтобы получить общее представление о том, что здесь находилось и какую часть необходимо прочесть. И речи идти не могло, чтобы изучить все документы, – на это ушла бы целая вечность. Она запросила инвентарную опись гробницы Сенефа и все связанные с ней документы – с момента ее обнаружения в Фивах до закрытия выставки в 1935 году. Похоже, Оскар проделал огромную работу. Самые старые документы были написаны на французском и арабском языках, но с того момента, как гробница из собственности наполеоновской армии перешла британцам, преобладающим языком стал английский. Среди документов были письма, чертежи гробницы, рисунки, транспортные накладные, договора страхования, вырезки из журналов, старые снимки и научные монографии. После того как гробница оказалась в музее, количество документов увеличилось в разы. В толстых папках лежали строительные чертежи, карты, синьки с чертежей, доклады о проведении работ по консервации, различная переписка и бесчисленные счета, относящиеся ко времени открытия выставки. Кроме того, здесь были письма от простых посетителей выставки и ученых, внутренние доклады сотрудников музея и смета на проведение работ по консервации гробницы. В нижней папке оказались документы, имеющие отношение к новой станции подземки, и просьба музейного руководства к городскому совету Нью-Йорка о строительстве пешеходного туннеля, который соединит станцию «Восемьдесят первая улица» с новым подземным входом в музей. Самым последним документом был краткий отчет какого-то давно забытого хранителя об окончании работ по консервации выставки, датированный 14 января 1935 года.
Нора посмотрела на разложенную на столе груду документов и вздохнула. Мензис хотел к завтрашнему утру получить их краткое описание, с тем чтобы наконец приступить к работе над «сценарием» выставки и описанием экспонатов. Она проверила время: ровно час дня. Во что же она позволила себя втянуть?
Включив лэптоп, Нора стала ждать, пока он загрузится. По настоянию своего мужа Билла она недавно сменила ПК на «Мак», после чего время загрузки компьютера сократилось во много раз, составив восемь и девять десятых секунды вместо долгих двух с половиной минут. Разница была такой, словно она пересела из «форда-фиесты» в «мерседес». Увидев появившееся на экране монитора яблоко – логотип компании «Эпл Макинтош», Нора подумала, что хоть что-то в ее жизни идет так, как положено.
Надев жесткие льняные перчатки, она начала развязывать бечевку, которой была перевязана первая пачка документов, но ей не удалось справиться с узлом вековой давности: бечевка порвалась, и над столом поднялось облачко пыли.
С величайшей осторожностью Нора раскрыла первую папку и вынула из нее пожелтевший документ, написанный по-французски причудливым витиеватым почерком, и углубилась в процесс его расшифровки, время от времени делая пометки на компьютере. Несмотря на то что почерк разобрать было очень трудно, а познания Норы во французском языке оставляли желать много лучшего, вскоре она с удивлением обнаружила, что ее по-настоящему захватила история, вкратце рассказанная Мензисом накануне, во время их визита в гробницу.
Когда Наполеон вел войны в Европе, в голову ему пришла потрясающая идея – пройти по всему Среднему Востоку тем же путем, которым во время своих завоевательных походов шел Александр Македонский. В 1798 году началось вторжение в Египет, в нем были задействованы четыреста кораблей и пятьдесят пять тысяч солдат. Наполеон также воплотил в жизнь радикально новую по тем временам идею: он привел с собой более ста пятидесяти гражданских ученых и инженеров, на которых возлагалась задача всестороннего изучения Египта и его загадочных руин. Одним из тех ученых и был молодой энергичный архитектор по имени Бертран Магни де Кахорс.
Де Кахорс одним из первых исследовал величайшую находку египтологов всех времен – Розеттский камень, который откопали наполеоновские солдаты, возводившие укрепления вдоль береговой линии. Это открытие вдохновило его, показав, какие еще находки могут ждать впереди. Де Кахорс последовал за французской армией на юг, вверх по течению Нила, где были обнаружены величественные храмы Луксора, а на другом берегу реки – Долина царей, древнее ущелье в пустыне, которому суждено было стать самым знаменитым кладбищем в мире.
Большинство гробниц Долины царей были высечены в скале, и перевезти их не представлялось возможным. Однако усыпальницы менее могущественных фараонов, регентов и визирей, находившиеся в верхней части долины, являли собой сооружения из известняковых блоков. Одну из таких гробниц – а именно гробницу Сенефа, визиря и регента Тутмоса IV, – де Кахорс и решил разобрать, чтобы потом переправить во Францию. Это был рискованный и даже опасный технический проект, поскольку блоки весили по нескольку тонн каждый. Их приходилось по одному спускать со скалы высотой двести футов, затем везти на повозках к берегу Нила, где они перегружались на баржи, и сплавлять вниз по течению.
С самого начала де Кахорса преследовали неудачи. Местные жители отказались участвовать в разборе гробницы, опасаясь проклятия, поэтому пришлось привлечь к работам группу французских солдат. Первое несчастье произошло, когда вскрыли внутреннюю гробницу, которая еще в древности была повторно замурована после ограбления. Девять человек погибли почти сразу. Позже было высказано предположение, что камеру заполнил углекислый газ, выделяемый подземными водами, которые протекают в известняке глубоко внизу, и именно он стал причиной смерти трех солдат, первыми вошедших в гробницу, а также еще шестерых, отправленных на их поиски.
Однако де Кахорс был настроен решительно, и гробницу в конце концов разобрали, блоки пронумеровали и доставили по Нилу к Абукиру, где они были выгружены на берег и разложены на песке в ожидании отправки во Францию.
Знаменитое сражение при Абукире нарушило планы де Кахорса. После того как адмирал Горацио Нельсон встретился с огромной флотилией Наполеона и наголову разбил ее в одном из самых важных в истории морских сражений, Наполеон бежал на маленьком судне, оставив свою армию отрезанной от Франции. Наполеоновские войска вскоре сдались, и по условиям капитуляции вся сказочная коллекция египетских древностей, включая Розеттский камень и гробницу Сенефа, отошла британской стороне. Через день после подписания договора де Кахорс покончил с собой – нанес себе удар мечом прямо в сердце, стоя на коленях между известняковыми блоками на раскаленном песке Абукира. Тем не менее память о нем как о первом в мире египтологе сохранилась, а его потомок предложил музею финансировать работы по восстановлению гробницы.
Нора отложила первую стопку документов и взялась за следующую. Некий шотландец, офицер королевского флота капитан Алисдаир Уильям Артур Кьюмин, впоследствии барон Рэттрей, сумел присвоить гробницу Сенефа в результате какой-то грязной сделки – в документах упоминались игра в карты и две проститутки. Барон Рэттрей переправил гробницу в свое поместье на Шотландском нагорье и собрал ее там, в результате чего разорился и был вынужден продать часть родовых земель. Последующие бароны Рэттреи с трудом сводили концы с концами вплоть до середины девятнадцатого века, пока последний представитель этого рода в отчаянной попытке спасти то, что осталось от поместья, не продал гробницу американскому железнодорожному магнату Уильяму С. Спрэггу. Спрэгг, один из первых попечителей музея,
